Край навылет. Томас Пинчон

архитектор ввиду некоего умственного расстройства постоянно менял свое мнение насчет таких нюансов дизайна, как, например, стоит ли рядам сидений действительно смотреть на сцену, тип-того.

      Прародители орут браво и щелкают снимки.

      – Пойдем домой, – Элейн, глядя на Хорста обычным дурным глазом швигера, – кофе выпьем.

      – Провожу вас всех до угла, – грит Хорст, – а потом мне по делам нужно.

      – Мы слыхали, ты мальчиков на запад берешь? – грит Эрни.

      – На Средний Запад, где я вырос.

      – И вы собираетесь целыми днями торчать в залах игровых автоматов? – Элейн приторна, как пирожное.

      – Ностальгия, – пытается объяснить Хорст. – У меня в детстве случился золотой век таких залов, а теперь я, наверное, не могу заставить себя признать, что все в прошлом. Все эти игры на домашних компьютерах, «Нинтендо 64», «ПлейСтейшн», а теперь еще эта штука «ЭксБокс», может, я просто хочу, чтобы мальчики увидели, каково в старину было фигачить по пришельцам.

      – Но… это не похищение детей, говоря технически? Через границы штатов и что не?

      – Ма, – Максин, сама себя тут удивляя, – он же… их папа?

      – Мой желчный пузырь, Элейн, прошу тебя, – рекомендует Эрни.

      Вот и, к счастью, угол. Хорст машет.

      – До скорого, ребята.

      – Позвони, если будешь задерживаться? – Максин, стараясь вспомнить, как звучит норма и замужем. Встретиться взглядами с Хорстом тоже было б мило, только фиг там.

      – В такое время ночи? – недоумевает Элейн, когда Хорст отходит за пределы слышимости. – Что ж у него могут быть за «дела», напомни?

      – Если б он пошел с нами, ты бы этим была недовольна, – Максин, спрашивая себя, чего ради она сейчас защищает Хорста. – Может, он стремится быть вежливым, слыхала такое?

      – Ну, выпечки мы купили столько, что на армию хватит, может, я тогда лучше позвоню…

      – Нет, – рычит Максин, – больше никого. Никаких тяжебных адвокатов, никаких заездов акушеров-гинекологов в харвардских беговых трусах, ничего такого. Пожалуйста.

      – Она никогда от этого не отцепится, – грит Элейн, – один раз. Столько паранойи, клянусь.

      – От кого это в ней, – не вполне спрашивает Эрни. Что есть пассаж из дуэта, который Максин могла уже слыхать в жизни разок-другой. Сегодня вечером, начиная со сдержанного обсуждения Фрэнка Лёссера как оперного композитора, разговор вскоре расфокусируется в общую оперную болтовню, включая воодушевленную дискуссию, кто лучше всех поет «Nessun Dorma»[44]. Эрни считает, что Юсси Бьёрлинг, Элейн – что Диэнна Дёрбин в «Сестре его дворецкого» (1943), который как-то вечером показывали по телевизору.

      – Этот английский текст? – Эрни кривится. – Недо-Переулок-Луженых-Кастрюль. Ужас. А она миленькая девочка, только squillo[45] никакого.

      – Она сопрано, Эрни. А Бьёрлинг этот, у него надо профсоюзную карточку отобрать, такую шведскую напевность подпускает на «Tramontate, stelle»[46], неприемлемо.

      И

44

«Никто не уснет» (ит.).

45

Зд.: звук (ит.).

46

«Меркните, звезды» (ит.).