О мышах и людях. Жемчужина (сборник). Джон Стейнбек

того разболелся, мочи нет, – пожаловался Плюм. – А все проклятая репа. Я ведь знал, что так будет, прежде чем взял ее в рот.

      Со двора, где сгущалась темнота, вошел толстяк Карлсон. Он прошел в дальний конец комнаты и зажег вторую лампочку под жестяным абажуром.

      – Тьма кромешная, – сказал он. – Вот черт, до чего этот черномазый ловко играет.

      – Да, играет он лихо.

      – Еще бы, – сказал Карлсон. – Никому выиграть не даст… – Он замолчал, потянул носом воздух и, все еще принюхиваясь, поглядел на старую собаку. – Черт, до чего ж от нее псиной разит! Выгони ее отсюдова, Плюм! Хуже нет, когда псиной воняет. Гони ее, тебе говорят.

      Плюм пододвинулся к краю койки. Он протянул руку, потрепал старую собаку по голове и сказал виновато:

      – Она у меня давно, и совсем я не замечал, чтоб от нее воняло.

      – Вот что, я ее здесь терпеть не стану, – сказал Карлсон. – Эта вонь остается надолго. – Он тяжелыми шагами подошел к собаке и поглядел на нее. – Зубов нет, – сказал он, – лапы от ревматизма не гнутся. На кой она тебе сдалась, Плюм? Ведь она самой себе в тягость. Почему ты ее не пристрелишь?

      Старик беспокойно заерзал на койке.

      – Ну уж нет! Она у меня давно. Я взял ее еще щенком. Она помогала мне пасти овец, стерегла стадо, – сказал он с гордостью. – Теперь на нее поглядеть – не поверишь, но это была лучшая овчарка во всей округе.

      – Я знавал одного человека в Уиде, – сказал Джордж. – У него был эрдельтерьер, который пас овец. Научился у других собак.

      Но от Карлсона нелегко было отделаться.

      – Слышь, Плюм, эта старая сука только зря мучается. Выведи ее на двор и выстрели прямо в башку, – он наклонился и показал куда, – вот в это место, она даже не узнает, что произошло.

      Плюм посмотрел на него грустным взглядом.

      – Нет, – сказал он тихо. – Не могу. Ведь она у меня так давно.

      – Ей самой свет не мил, – настаивал Карлсон. – И воняет от нее так, что просто ужас. Ну ладно. Ежели хочешь, я сам ее пристрелю, избавлю тебя от этого.

      Плюм спустил ноги с койки. Он взволнованно поскреб седую щетинистую щеку.

      – Я так к ней привык, – сказал он тихо. – Взял ее еще щенком.

      – Но ведь это просто жестоко – смотреть, как она мучается, – сказал Карлсон. – Послушай, у Рослого как раз сука ощенилась. Я уверен, что он даст тебе одного щенка. Правда, Рослый?

      Рослый спокойно рассматривал старую собаку.

      – Да, – сказал он. – Ежели хочешь, можешь взять щенка. – Он оживился: – Плюм, Карлсон прав. Эта собака сама себе в тягость. Ежели я стану таким вот дряхлым калекой, уж лучше пускай меня кто-нибудь пристрелит.

      Плюм беспомощно посмотрел на него, потому что слово Рослого – закон на ранчо.

      – Но ведь ей будет больно, – сказал он неуверенно. – А я согласен об ней заботиться.

      – Я ее пристрелю так, что она ничего и не почувствует. Прицелюсь вот сюда, – сказал Карлсон. Он указал ногой. – Прямо в башку. Она и не рыпнется.

      Плюм переводил взгляд с одного лица на другое – искал поддержки. На дворе уже совсем стемнело. Вошел молодой работник. Его плечи