Грех да беда на кого не живет. Александр Островский

Сделайте одолжение!

      Жмигулина (идя к двери). Что же вы нас с сестрой в гости не зовете?

      Бабаев. Я был бы очень счастлив, только я, право, не знаю, как это сделать! А очень бы мне хотелось видеть Татьяну Даниловну.

      Жмигулина. А коли хочется видеть, так за чем же дело стало? Она у нас не принцеса какая, не за десятью замками посажена. Ведь уж вы беспременно куда-нибудь гулять пойдете, не будете в комнате сидеть?

      Бабаев. Я бы пошел, да не знаю куда.

      Жмигулина. Вам далеко незачем ходить! Пройдите в задние ворота на берег, сядьте на лавочку и любуйтесь на красоту природы. Это место тихое, уединенное, проходящих там мало; для мечтательных молодых людей очень приятная прогулка. Мы с сестрой пойдем этой дорогой, там вы ее и можете видеть. До свидания! (Уходит.)

      Бабаев. Вот так сюрприз! Мог ли я ожидать такого счастия? Танечка, Танечка! Я опять ее увижу. Я с ума сойду от радости. Такая она была миленькая, нежненькая. Другие говорили, что она немножко простенькая. Разве это порок в женщинах? И притом красота, красота! Нет, этак, пожалуй, здесь не четыре дня, а четыре недели пробудешь. (Уходит.)

      СЦЕНА ВТОРАЯ

      ЛИЦА:

      Бабаев.

      Жмигулина.

      Татьяна Даниловна, замужняя сестра ее, по муже Краснова.

      Архип, слепой старик, дед Краснова.

      Афоня, болезненный мальчик, лет восьмнадцати, брат Краснова.

      Берег; с одной стороны ворота и забор, с другой угол сарая; за рекой сельский вид; закат солнца.

      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

      Архип и Афоня (входят).

      Афоня. Дедушка, отдохнем здесь немножко! Недужится мне. Садись вот на скамеечку!

      Архип. Сядем, Афоня, сядем. Плохи мы с тобой; меня старость, а тебя хворость одолела.

      Афоня. Я не хвораю, а я такой зародился. Я, дедушка, не жилец на белом свете.

      Архип. Не слушай ты бабьего разговору! Никто не знает, какой ему предел положен.

      Афоня. Что мне бабы! Я сам знаю, что я не жилец. Меня на еду не тянет. Другой, поработавши, сколько съест! Много, много съест, и все ему хочется. Вон брат Лёв, когда устанет, ему только подавай. А по мне хоть и вовсе не есть; ничего душа не принимает. Корочку погложу, и сыт.

      Архип. Это к росту бывает.

      Афоня. Нет, не к росту. Куда мне еще расти, с чего! Я и так велик по годам. А это значит: мне не жить. Ты, дедушка, возьми то: живой человек о живом и думает, а у меня ни к чему охоты нет. Другой одёжу любит хорошую, а мне все одно, какой ни попадись зипунишко, было бы только тепло. Вот ребята теперь, так у всякого своя охота есть: кто рыбу ловит, кто что; в разные игры играют, песни поют, а меня ничто не манит. В те поры, когда людям весело, мне тошней бывает, меня тоска пуще за сердце сосет.

      Архип. Так в тебя бог вложил. От младости ты не возлюбил мира сего суетного. У других малодушество-то с летами проходит, когда беды да напасти, Афоня, изомнут да в муку изотрут человека; а ты вот, не живя, еще ни горя, ни радости не видавши, как старик рассуждаешь. Ну и благодари бога, что он так умудрил тебя. Мир тебя