Небо земных надежд. Нонна Орешина

ненадолго “на огонек” послушать музыку и повздыхать, глядя на танцующих.

      Лейтенантам очень хотелось есть. Шурка успел заглянуть в буфет, угостить себя и одну из самых симпатичных девчат соком, отчего теперь в животе бурчало. А Глеб и Сергей так были заняты друг другом и Витой, что пригласить ее с Алей в буфет им даже в голову не пришло.

      Виталия, извинившись, что не может в такой поздний час позвать свой почетный эскорт домой на чай, скрылась в своем подъезде. С тех пор, как пять лет назад в сложных метеоусловиях разбился ее отец – подполковник Стрешин, мама Виты болела. Чем именно, врачи сказать затруднялись и настойчиво советовали уехать. Но если раньше семье не по своей оплошности погибшего летчика полагалась квартира там, где попросят, в девяностые годы это стало несбыточной мечтой. А так как родители и вся родня мужа жили на Украине, и у сестры в Подмосковье была своя большая семья, то Раисе Павловне ничего не оставалось, как коротать свой вдовий век под ненавистный гул турбин, сочувственные взгляды однополчан мужа, на неприятной работе в батальоне обеспечения, откуда ей вскоре пришлось уйти.

      … Между окнами, куда обычно складывались выданные на воскресные дни и праздники сухим пайком продукты, залежалось немного крупы, пачка вермишели и кусок задубевшей полукопченой колбасы. Мясные и рыбные консервы вносились, как правило, в общий фонд еженедельных воскресных застолий, которые устраивались, то по случаю чьих-то именин или старых и новых праздников, то стихийно. А так как кроме холостяков в общежитии жили и бездетные молодые пары, а последнее время и семьи с ребятишками, то на всех трех этажах компактного, как прикроватная тумбочка, здания с полной нагрузкой трудились электроплиты, пыхтели кастрюльки, шипели сковородки, закипали чайники. Потом все это выносилось на столы, в бывший Красный уголок, именуемый теперь Комнатой отдыха, и дети, и женщины кормились общим пайком, бывало, что досыта и вкусно лишь раз в неделю.

      – Завтра спим до обеда. Убью того, кто разбудит… – сбросив куртку, китель и ботинки, Шурка падает на кровать.

      – Завтра – это уже сегодня. Значит мы ели только вчера, – неторопливо раздеваясь, начинает рассуждать Глеб. – И если мы не сварганим в самое ближайшее время на выходные дни собственный неприкосновенный запас, то к началу наших полетов протянем ноги.

      – Ты еще надеешься?…Боюсь, состаримся и помрем, так и не узнав, чем пахнет здешнее небо… Зато, как пахнет шашлык в забегаловке Мусы… – Шурка начинает развивать гастрономические фантазии, а Сергей, достав пакет с вермишелью и огрызок колбасы, идет на кухню. Там непривычно тихо, чисто и даже прохладно. Кастрюльки хозяек стоят каждая на своем столе и, выбрав соответственно своему аппетиту, помноженному на три, Сергей наливает воду, кромсает колбасу и когда вода закипает, запускает вместе с вермишелью.

      Когда окутанный волнующим ароматом Сергей появляется в комнате, дискуссия о том, что ждет лейтенантов в ближайшее время, только набирает силу пессимистических пророчеств.

      – Ложки