Мемуары старого мальчика (Севастополь 1941 – 1945). Георгий Задорожников

воду. Ушел глубоко, выныривание продолжалось непривычно долго. Это тоже была победа, но уже привычная.

      Как-то с подвыпившей компанией друзей на небольшом озере под Артемовском я увидел вышку для прыжков метров восьми. Мне было за пятьдесят, и я не прыгал лет тридцать. И тем не менее, я полез на вышку, По реакции пляжной публики стало ясно, что здесь никто никогда не прыгал. Пляж заинтересовался, пляж напрягся. Сухопутный народ, люди без полёта. Вот мы севастопольцы сейчас покажем. Меня поразило, как далеко серая вода озера, но отступать было нельзя, на меня все смотрели. Как больно было наказано моё пожилое тяжелое тело шоковым ударом о воду. Вот тебе фанфарон! Но триумф был. Были аплодисменты. Ха! Вот он каков! А ну ка, стакан водки.

      Однако вернемся в Севастополь. Идет Великая война и «…бой идет не ради славы, ради жизни на Земле» (А.Т.Твардовский).

      В первых числах октября мать принесла свежепахнущие учебники арифметики и грамматики для первого класса и громко и как бы одновременно и восторженно и печально сказала: «Ну, вот мы и в блокаде!». Такое слово мне было неведомо. Я, конечно, ничего не понял. Все многозначительно закивали головами, но, думаю, тоже не определились, что же все-таки произошло, так как опыта блокад ни у кого не было. Слово было новое, какое-то круглое на звук, ничего не объясняющее нам недоуменным человечкам. Вскоре слово «блокада» сменило слово «осада». Мы стали жителями осажденного города (прямо средневековье).

      Немцы уже были в Симферополе. Доходили страшные слухи о зверствах и расстрелах. Наконец, на карте Крыма мы увидели, что на всем полуострове немцы. Мы – это только крохотный кусочек земли вокруг Севастополя и Балаклавы.

      Участились бомбежки, начались регулярные артиллерийские и минометные обстрелы города. Ближе к зиме, в периоды очередных немецких наступлений я мог видеть в мамин театральный бинокль бои на Северной стороне. Черные яростные разрывы шрапнельных снарядов, как чернильные кляксы, почти у самой земли, все небо, усеянное белыми клубочками от зениток. Пикирующие «Юнкерсы-109», трагичные воздушные бои. Кажется, даже удавалось увидеть передвигающуюся бронетехнику и стреляющие орудия. Взрывы на земле были видны отчетливо. Тогда удивило, что сначала был виден разрыв, а звук от него достигал ушей через несколько секунд. Законы физики в действии.

      Однажды я отважился пойти с мамой к дальним родственникам на Большую Морскую. Их дом на улице Батумской развалился от центрального попадания бомбы. Руины его равномерно лежали вокруг глубочайшей воронки, на дне воронки – остатки мебели. К счастью, в это время в доме никого не было. В семье были два младенца, и поэтому пострадавшим выделили для временного проживания зал пустого полуразрушенного магазина на Большой Морской. Меня поразила громадная стеклянная витрина, от пола до потолка, наверное, метра 4 высотой. Значительная часть города уже была разрушена, поэтому широкому обзору ничего не мешало. Я видел холм с моей родной улицей Подгорной. Садилось солнце, и за темной