Мемуары старого мальчика (Севастополь 1941 – 1945). Георгий Задорожников

нашего переселения.

      День нашего перехода выдался наиболее страшным. С утра в Южной бухте горел крейсер «Червона Украина». Широкая струя черного дыма тянулась через всю южную часть небосвода. На фоне черного неба, туда, в основание этого дыма, падали и падали обморочно белые пикировщики. Последние дни немцы стали применять самолеты со специальными сиренами в плоскостях, которые при пике издавали непередаваемый ужасный вой. Кроме того, на город сбрасывали рельсы, тележные колеса, протяжный свист которых завершался ощутимым тупым толчком в землю.

      За городом возле итальянского кладбища, на повороте дороги, что когда-то была Балаклавским шоссе, нас встретил отец – худой, бледный, с недельной щетиной, в промасленной до блеска черной спецовке. И тут как по заказу, на это «тихое» место начался такой бомбовой налет, какого мы еще не испытывали. Страх усилился во сто крат – над головой не было привычного потолка спасительного подвала. Над нами безразличное ярко-синее, с черным хвостом дыма, небо; солнце в зените, отчего белый известняк слепит глаза. Полная открытость и беззащитность. Спустя много лет в Третьяковке я увидел картину «Голгофа» художника Ге. Прошлое вошло в меня: на картине был тот же безжалостный, бесчеловечный каменистый пейзаж и белые кресты.

      Мой спутник, интеллигентный доктор Лойге из Риги, спросил у меня: «Георгий, почему он так страшно смотрит?». Он имел в виду искаженное страхом лицо разбойника на втором плане холста. Наверное, такие лица были у нас в те минуты. Что мог я ответить моему коллеге, не видавшему войны?

      После минутного оцепенения мы побежали к одинокому двухэтажному дому. Скорей! В подвал! Подвал оказался сараем под полом нижнего этажа дома, закрывавшимся дверкой из тонких досточек. От близких взрывов сарайчик раскачивало как лодочку. В воздух поднялась угольная пыль. В дверные щели с каждым взрывом врывались острые молнии яркого света. Смерть постояла рядом и отступила на время. От домика до пещер по открытому ровному полю оставалось около километра. Мы бежали, опасаясь повторения налета, и тут на середине пути, на бреющем полете нас настиг «Мессер». Я отчетливо увидел желтые окрылки и кресты. Кажется, он пустил пулеметную очередь, характерный звук достиг моих ушей. Стрелял ли он в нашу сторону? В широком поле мы были одни. Валька кричал: «Ложись!», а сам продолжал бежать.

      Страшный дом, с желтой облупившейся штукатуркой, какой-то не нужный посреди степи, остался в памяти олицетворением абсурда, сопровождающегося ощущением тянущей пустоты в животе. Сарай под этим домом, где был пережит такой страшный страх, я пытался изобразить в черных тонах, приемами гравюры и в символической манере с помощью фотошопа. Ничего не получилось. А вот тому, кто побывает в Феодосии, в музее А.Грина, рекомендую отыскать гравюру художницы Толстой под названием «Борьба со смертью». Вот где все в точку! Талантливо!

      Мы выбрали пустую обширную пещеру. Но одиночество наше длилось недолго.

      Вскоре во всех