Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля. Сборник

и вещий

      и, как выдох, своё восхищенье исторгла

      необычностью взгляда на общие вещи.

      К рифмам сам я питаю пристрастие с детства,

      душу заняло всю слов небесное сходство,

      но откуда взялась эта боль самоедства

      и не менее горькое чувство сиротства?

      Что поэзия? Нет, я не знаю ответа,

      то по вздоху почую, то, как дом свой, по скрипу,

      однозначного здесь не создам я портрета,

      так, набросочки только, да ещё вот постскриптум:

      век ознобом трясёт от ужасных известий,

      от газетных «уток» и страшно, и мглисто,

      вот я вирши читаю – в них всё на месте,

      не поэта вижу, а журналиста…

      Шторм. Взрывчатка валов…

      Шторм… Взрывчатка валов содрогает гранит парапета.

      Рядом с бешеным понтом опасна людская стезя.

      Я о жизни пою, и последняя песня не спета,

      спеть последнюю песню о жизни, наверно, нельзя.

      Изменяется всё, только это одно – неизменно,

      и с годами растёт пониманье сильней и сильней:

      даже если обрушится свод нашей юной вселенной,

      жизнь совсем не умрёт и не кончатся песни о ней.

      Шторм ревущий, как бунт, в нём разумного нет ни на йоту,

      волны с рёвом утробным летят – за грядою гряда, —

      так безумна толпа, что лишилась мечты и работы,

      и которую власть предаёт и тиранит всегда.

      Где возник этот бунт? как созрел? в чём причина обвала?

      Мысль пульсирует нервно и рвётся порою как нить:

      может, сбой алгоритма бездонной пучины астрала

      всю систему миров сотрясает, чтоб сбой удалить?

      Брызги с водною пылью шквал встречный кидает в лицо мне,

      полоумные чайки над хлябью орут всякий бред.

      Я о прошлом всё спел, даже спел то, о чём и не помню,

      о сегодняшнем дне я пою, и конца песням нет.

      Мне эстеты твердят: мол, писать о возвышенном надо,

      что, мол, лезешь ты в грязь, как-никак ты поэт. Удержись!

      Только жизнь, отвечаю, не вся состоит из парадов,

      и парады порою как раз искажают-то жизнь.

      Море в гневе своём и ужасно, и всё же прекрасно,

      изрыгает блевотину лжи и отраву всех бед;

      я тогда стал поэтом, когда осознал это ясно,

      что запретной тематики просто в поэзии нет.

      Есть талант откровений, талант прозорливых познаний,

      он любой негатив, осознав, превращает в стихи:

      пыль и брызги валов долетают картечью до зданий

      и стекают по стёклам солёные слёзы стихий.

      Оголтело вороны орут в мощных кронах платанов,

      на ночлег собираясь, у них свой устав и уют,

      а в порту грузовом, как жирафы железные, краны

      круто шеи сгибают и в трюмы усердно суют…

      Куда ни плюнь

      Низкорослый, толстый и недобрый,

      на ногах лианы грубых жил,

      я могу детально и подробно

      описать, как жил и как не жил.

      Но кому нужны пустые бредни,

      откровений оползень, обвал,

      слава Богу, в жизни не последним

      был, хотя