Рождение богов (сборник). Дмитрий Мережковский

отвернулась от ристалища со скукою, заметила Тутин жадный взгляд, услышала страстный шепот и улыбнулась ему:

      – Что ты все шепчешь?

      – Песенку.

      – Какую?

      – А вот слушай.

      Говорили по-египетски: она хорошо знала этот язык, модный при здешнем дворе.

      Тута подсел ближе и зашептал ей на ухо:

      Быть бы мне черной рабыней, ее раздевающей, —

      Всю наготу сестры моей увидел бы я!

      Быть бы рабом, одежды ей моющим, —

      Надышался бы я благовоньями тела ее!

      Быть бы мне перстнем на пальце сестры моей —

      Вечно б носила она, берегла бы меня!

      Быть бы мне миртовой вязью на груди ее —

      Зацеловал бы я сосцы моей возлюбленной!

      – Хороша песенка? – спросил он.

      – Недурна.

      – А есть другая, еще лучше.

      – Ну-ка, скажи.

      Он опять зашептал:

      Мой царь, мой брат, мой бог!

      Как сладко мне в воду с тобою сходить,

      К распускающимся лотосам!

      Как сладко с тобою купаться вдвоем,

      Наготу мою тебе показывать

      Сквозь льняную ткань, прозрачную,

      Благовоньями облитую!

      И, нагнувшись к вырезу, вдохнул запах мускуса, мирры, туберозы мучительной и чего-то еще сладкого, страшного, как бы женского тела-тлена. «Ужо провалитесь все в преисподнюю!» – почудилось ему в этом смраде благоухающем.

      – Какое это благовоние у сестры моей? – полюбопытствовал.

      – А разве у вас нет такого в Египте? Весь Мемфис, говорят, как склянка с благовониями.

      – Такого нет, такого нет нигде! – прошептал он. – Оно, как ты… пьяное.

      Чуть не сказал: «распутное». А если б и сказал, может быть, не обидел бы.

      – Благодарю за любезность! – рассмеялась Эранна. – А господин мой пьяных любит? Знаю, знаю, зачем ездил на Гору, за кем подглядывал! – пригрозила ему пальчиком.

      «Уж не знает ли, как на плечах Гингра скакал?» – смутился Тута и переменил разговор.

      – Есть у нас в Египте, на стенах святилищ, изображения: богиня любви, Изида-Гатор кормит грудью царя, прекрасного отрока; как младенец ко груди матери, он припадает к сосцам божественным…

      – Ну и что же? – усмехнулась она лукаво.

      – Грудь у сестры моей, как у богини любви…

      – Ну и что же? – повторила и усмехнулась еще лукавее.

      Молча скосил он глаза на вырез, как кот на сливки.

      – Чудаки вы, египтяне! – засмеялась Эранна.

      – Почему чудаки?

      – Да уж очень запасливы: гробы себе, домы вечные строите загодя и чего туда ни кладете, чтоб на том свете не соскучиться, – книжечки с любовными сказками и такие картинки, что и сказать нельзя… Ведь правда?

      – Правда.

      – И ты положишь?

      – Как все, так и я.

      – А хочешь, я дам тебе моего благовонья? Положишь в гроб и его – вспомнишь обо мне на том свете… Знаешь, как оно называется?

      – Как?

      Она