Неукротимая Сюзи. Луиза Башельери

де Лере шел рядом с Сюзанной Трюшо до улицы Иллерен-Бертен – а точнее, до порога лавочки господина Тале, в которую Сюзи направлялась, чтобы подвести в ней баланс доходов и расходов.

      Таким был их первый разговор, который стал началом их отношений и после которого они периодически встречались друг с другом на улице в течение нескольких месяцев, не осмеливаясь при этом заговорить. Для Сюзанны этот человек был третьим мужчиной, с которым она в своей жизни общалась, после ее отца и монастырского садовника Тротиньона (монастырского исповедника она к числу мужчин не относила). Если первый из них вызывал у нее презрение, второй – уважение и дружеские чувства, то этот третий сначала вызвал у нее интерес, а затем – после того как он пообщался с ней, – и некоторое волнение. Счетам продавца золотых и серебряных изделий и аптекаря в этот день пришлось пострадать от охватившей ее задумчивости: она сделала меньше операций сложения, чем было необходимо, и допустила множество ошибок при вычислениях. Оба лавочника впоследствии выразили ей по этому поводу свое неудовольствие.

      Однако она и дальше продолжала пребывать в новом для нее и довольно приятном расположении духа. Ласковые взгляды шевалье, его элегантность, его голос и его шутливые слова – все это поднимало ей настроение и волновало ее плоть. Ей припомнились разговоры, которые они вели с Эдерной после чтения отрывков из запрещенных книг вдали от глаз и ушей монахинь-урсулинок: ее подруга-бретонка побаивалась мук любви, а она, парижанка, долгое время мечтавшая быть мальчиком, надеялась когда-нибудь познать эти муки, ибо она полагала, что они таят в себе нечто восхитительное. Сейчас этой ее подруги – одной-единственной в ее жизни подруги – ей не хватало так сильно, как никогда раньше. Ей хотелось бы поговорить с ней о том, откуда могло возникнуть охватившее ее волнение. Ей хотелось бы найти для этого волнения правильное название.

      Она попыталась себя образумить: у этого благородного господина не было абсолютно никаких оснований для того, чтобы всерьез заинтересоваться такой девушкой, как она, то есть дочерью уже почти разорившегося торговца, отнюдь не отличающейся изяществом, поскольку ей приходилось носить лишь одежду, доставшуюся от мачехи, – поношенную одежду, которая была ей велика. Она, безусловно, никогда не была кокеткой, но с тех пор, как у нее появилась возможность смотреть на себя в зеркало, она могла лично убедиться в том, что у нее идеальное телосложение и очень красивое лицо. Однако эти природные данные сводились на нет ее манерой поведения, ее речью, убогостью ее одежды, неприглядностью ее прически и отсутствием возможности уделять должное внимание своей внешности.

      Мартина, которая когда-то была ее кормилицей и сохранила привязанность к ней, не могла не заметить этого изменения в ее расположении духа, поскольку они спали на одной кровати в комнатке под лестницей. Бо́льшую часть времени, занимаясь какой-нибудь грязной работой или же обучая своих сводных братьев, Сюзи была насупившейся и зачастую раздражительной, и даже маленькому Жану-Батисту не удавалось заставить