Неукротимая Сюзи. Луиза Башельери

и от внимания госпожи Трюшо, и она как-то раз вспылила:

      – Ваша веселость – весьма неуместна, мадемуазель, а песенки, которые вы то и дело напеваете, противно слушать! Подготовьтесь-ка лучше к богослужению и ведите себя сдержанней!

      Сюзи назло своей мачехе спела первый куплет еще одной песни, которая в то время пользовалась большим успехом и при королевском дворе, и во всем Париже:

      Славный табак в табакерке моей,

      Но ты вряд ли получишь его.

      Нет табака ароматней, нежней,

      Но не для носа он твоего.

      Славный табак в табакерке моей,

      Но ты вряд ли получишь его.

      – Перестаньте произносить эти мерзости, а иначе ваш отец вас строго накажет! – заорала мачеха.

      – Позвольте сообщить вам, мадам, что автором этих мерзостей был аббат!

      Между мачехой и падчерицей нередко случались подобные стычки, однако в этот день – в силу того, что на душе у Сюзанны было легко и радостно, – ссора едва не вызвала у нее приступ веселья.

      Ее настроение, однако, ухудшилось в последующие дни, когда она потеряла надежду снова увидеться с молодым шевалье. Она его подкарауливала, но больше уже не видела, чтобы он выходил из особняка Жозефа Бонье де ла Моссон. Ей не было – и не могло быть – известно, что секретарь главного казначея провинциальных штатов Лангедока отправился вместе со своим покровителем в его владения. Она ведь даже не знала, что шевалье был личным секретарем этого богатого дворянина, который приютил того в своем доме. По правде говоря, она вообще о нем знала только то, что его зовут Антуан Карро де Лере, что он шевалье и что он ей нравится!

      А Антуан тем временем изнывал от тоски в провинции. Он скучал по развлечениям, к которым привык в Париже: по салонам, в которых можно было вести светские беседы, по красивым женщинам, за которыми можно было поволочиться, по игорным домам, в которых можно было проиграть или выиграть кучу денег. Он скучал также и по тому удовольствию, которое ему доставляло заигрывание с некоей девушкой, имевшей три прелестных имени – Сюзанна Флавия Эрмантруда – и очень даже забавную фамилию Трюшо. Когда он пообщался с ней накануне своего отъезда в Монпелье, подтвердилось то впечатление, которое сложилось у него при наблюдении за ней со стороны: она обладала не только красотой, но еще и умом и умением вести разговор (пусть даже она и бывала иногда очень грубой).

      Поэтому он отнюдь не огорчился, когда – после четырех недель пребывания в глуши – карета Жозефа Бонье де ла Моссон повезла его обратно в Париж, на улицу Сен-Доминик.

      На следующий день после возвращения в столицу он первым делом постарался побыстрее увидеться с мадемуазель Трюшо. Оказавшись с ней лицом к лицу, он сразу же заметил, что она тоже рада их встрече. Она не стала ломаться и согласилась прогуляться с ним до площади перед дворцом Пале-Рояль. Она, конечно же, сознавала, что такой поступок для порядочной девушки неприемлем, но не смогла удержаться от соблазна пообщаться с господином де Лере и взглянуть на площадь, которую ее отец и мачеха считали про́клятым местом и ходить на которую они ей, Сюзанне, всегда запрещали. Люди поговаривали, что на этой площади находятся рядом и ад, и рай. Сюзи видела в этой площади скорее рай.

      Герцог Орлеанский, ставший регентом Франции, владел дворцом Пале-Рояль