Сделано в Швеции. Андерс Рослунд

имена.

      Он мотает головой, трется лбом о ее грудь.

      – Ну что ж.

      Она опять влезает на табуретку, снимает матрас, бросает на пол.

      – Я сам разберусь! Не вмешивайся!

      – Сперва можешь снять эти дурацкие бинты.

      – Мне надо тренироваться!

      – Сию минуту, Лео.

      – Папа сказал, мне надо тренироваться!

      – А я говорю, пора прекратить.

      Он больше ничего не говорит. Ни слова. Молчит, пока она пылесосит, и когда приходит Феликс и они полдничают на кухне, и когда она велит им надеть куртки, потому что они поедут встречать папу, как обычно, а потом в магазин, тоже как обычно.

      В машине он тоже молчит.

      Он сидит на пассажирском месте, Феликс с Винсентом – на длинном среднем, а папины малярные принадлежности сложены сзади. Мама за рулем, ей не привыкать, она часто подвозит и забирает. Они куда-то едут, и обычно ему нравится сидеть со всеми в машине – что может быть лучше!

      От их района до кварталов всего несколько минут езды. Они останавливаются перед одноквартирным домом и загружают в машину все, что папа оставил за калиткой, – кисти, тщательно очищенные и резко пахнущие растворителем, валики в аккуратно завязанных пластиковых пакетах, банки с краской и обойный клей; папа тем временем заканчивает разговор с пожилой хозяйкой и получает от нее конверт.

      Лео молчит и когда перебирается назад, а папа садится рядом с мамой, целует ее в щеку. Папа такой веселый, смеется точно так же, как только что смеялся вместе с клиенткой, когда она сказала, что в мае будет еще работа, им надо перекрасить весь дом. Сообщая об этом, папа смотрел на Лео, и Лео знает почему: для большой работы требуется больше рук и ног.

      – Твои руки, сынок? Как они?

      Лео ощупывает ладонью разбинтованные костяшки.

      – Лео! Я задал тебе вопрос.

      – Они…

      Мама перебивает его:

      – Я его сняла.

      Папа поворачивается к ней, лицо его пока что не

      изменилось.

      – Что?

      – Я его сняла. Старый матрас, на котором мы спали, когда встречались.

      Вот сейчас. Лицо меняется. Щеки напрягаются, губы становятся тоньше. Но главное – глаза. Так и рыщут.

      – Что ты сказала?

      – Думаю, не стоит обсуждать это в машине, Иван.

      – Что именно нам не стоит обсуждать в машине? Что у нашего сына все лицо в синяках и что ему необходимо уметь защищаться?

      – Иван, прошу тебя, давай поговорим об этом позднее. Заедем в магазин, вернемся домой, сегодня пятница, отдохнем вечерком, ладно? А утром потолкуем.

      Папа молчит, и мальчики на заднем сиденье жмутся поближе друг к другу. А от него уже пахнет темным вином, которое он начал пить в последний час работы.

      – Я тренировался достаточно, папа, ты же знаешь…

      – Покажи руку.

      Лео показывает правую руку.

      – Мягкая. – Папа мнет ее, стискивает. – Слишком мягкая.

      На папу Лео не смотрит, он смотрит в зеркало, на маму, ее взгляд устремлен вперед, на машины, выезжающие с парковки возле скугосского торгового центра, куда они как раз заруливают.

      – Но я же готов,