Сиротка. Дыхание ветра. Мари-Бернадетт Дюпюи

будет прислушаться, чтобы услышать пение водопада, жалобу моей реки Уиатшуан! Даже если морозы заставят ее замолчать, я все равно смогу любоваться ее красотой в снежно-ледовом одеянии!»

      Еще молодая женщина сказала себе, что все-таки ничто не заставит ее забыть об отсутствии мужа. Как бы в подтверждение Тала похлопала ее по плечу:

      – Мы должны верить в Тошана, Эрмин! Он вернется.

      – Ну конечно, он вернется, я уверена в этом! Всего одна зима. Весной мы снова соберемся здесь все вместе. Я люблю это место, и дети тоже. Идем, Тала, ты права, у нас много работы.

      Тошан с трудом мог скрыть раздражение, когда узнал о решении матери.

      – Ты так изменилась, мама! – пошутил он. – Как ты сможешь выносить городской шум? Я-то считал, что ты захочешь перезимовать в хижине, чтобы стеречь наше добро! А ты подумала о том, какой прием тебе окажут в Робервале? Индианка с дочерью-полукровкой от белого отца.

      – Замолчи, сын, – запротестовала она. – Почему ты кричишь? Хочешь, чтобы Киона услышала и стала мне снова задавать вопросы о своей семье? Она соображает не хуже семилетнего ребенка. Не надо делать ей больно, прошу тебя.

      Молодой человек горько улыбнулся и возразил:

      – Я знаю, отчего ей будет больно! От насмешек над ее одеждой или цветом волос, подтверждающих, что она метиска. Я сам прошел через это всюду, где бы ни жил, правда, я мог защитить себя! Но что может пятилетняя девчушка? Она будет страдать и не посмеет ответить тем, кто будет смотреть на нее как на диковинную зверушку.

      – Ты ошибаешься, Тошан, – тихо сказала Эрмин. – Никто не сможет устоять перед улыбкой Кионы.

      – До чего ты наивна, бедняжка! – вздохнул он.

      Разговор на этом закончился, поскольку в комнату вбежали дети. Тала усадила дочь к себе на колени.

      – Будь умницей, Киона, послушай меня! Мы проведем зиму в Робервале, в настоящем доме. Эрмин сможет часто нас там навещать. Ты довольна?

      – Да, мамочка! – заверила ее малышка. – А ты не будешь грустить оттого, что рядом нет ни реки, ни леса? Мимин говорит, что ты не любишь город.

      Тала нежно провела рукой по ее лбу, тронутая заботой.

      – Я не буду грустить. Обещаю. А теперь пойдем домой.

      Эрмин проводила их до двери. Мадлен уже действовала – собирала игрушки, складывала белье в чемодан.

      – Какое счастье, что ты здесь! – воскликнула молодая женщина. – Сейчас я буду тебе помогать, мне просто хотелось бы уделить как можно больше времени Тошану.

      – Правильно. Мой кузен точно нуждается в тебе, – одобрила кормилица. – Иди к нему быстрее.

      – Спасибо, Мадлен.

      Тошан заперся в своей комнате. Он сидел на полу возле печки и курил сигарету.

      – Нет, только не это! – закричала она.

      Он постригся. Это настолько изменило его, что Эрмин заплакала.

      – Я почти не узнаю тебя, – пожаловалась она. – Я так любила твои прекрасные волосы! Что на тебя нашло?

      – У солдат не может быть такой гривы, как у дикарей, – ответил