Город граффити. Джулия Тот

этих самых войск, и на замечание офицера настоящего, налетел на того, за что и был изгнан… а налетел со словами, что его ждет на работу крупная иностранная фирма и посылом доблестных войск… услышала она, что и аттестата зрелости замена ее одиночества не получал… услышала многое, но продолжала жалеть: в ярости за обман, в ярости за то, что использует ее…

      Официально оформленный как ее помощник, но делящий с ней постель, через всего несколько месяцев, он уже при встрече со знакомыми и не очень, объявлял всем, что работает он теперь на себя, в общей с Лейлой фирме. Ей было неприятно, но, жалея, она позволяла ему делать подобные заявления везде, – считала, что если они дают ему ощущение большей значимости в глазах его собственных, – пусть, тем более, что «тогда» лишь тщеславие его было не совсем здоровым. Во всем остальном, он, казалось, делает все, для него самого невероятное, чтобы Лейла была счастлива. Казалось. Он часами играл с ее сыном в игры компьютерные, вызывая недовольство и старушки-няньки, предпочитавшей учить мальчика чтению, да и самой Лейлы. Он вскакивал с офисного стула во время, когда нужно было ехать за ребенком в садик, и лишь объяснения самой Лейлы – воспитателям не обязательно знать о ее личной жизни, приклеивали его на место. Он делал все, чтобы отношения их выглядели семьей. И, то ли – по указке венгерской мамаши, дамы, до денег и состояний жадной невероятно, то ли – дойдя до нужного сам – стоя на коленях и что-то бурча о любви, – сделал Лейле предложение. Лейла ничего тогда не ответила, но каким-то лихим образом мысли, отличающимся от ее, – он переехал в ее дом, – постепенно, перевозя вещи частями, за их якобы надобностью в дни его присутствия в нем, и, никогда не отвозя их назад – в дом хищной матери, которую, вместе с семейством прочим – тремя сестрами с мужьями, да детьми – все чаще приглашал – «к ним, к себе». Лейла слишком много работала, занимая несколько часов свободных в день – растущим сыном, – ей не хотелось что-то выяснять, кого-то прогонять, – она просто терпела присутствие человека, который постоянно ныл о любви, всем видом, – но, только им, пытался помогать ей вести бизнес, в котором ничего не понимал, и, в свободные от присутствия его в офисе – никому не нужного, часы – валялся на кровати в спальне, разглядывая телевизор так, словно великими открытиями тот был полон, доселе смотрящему его, – неведомыми. За три года отношений, не бывших для Лейлы – ни браком, ни чем-то большим, чем отношения, – все вокруг стали воспринимать их как семью, не подозревая, что все происходящее есть просто отсутствие у Лейлы времени на изменения, – она все также, с пяти утра ежедневно, была занята сыном, работой, и, снова, сыном, который, подрастая, – уже играл в футбол в секции, что была за двадцать прочих километров от дома, – и Лейле приходилось проводить большую часть дня в машине, переезжая с одного строящегося ее фирмой дома, к другому, между школой – секцией – домом, и, снова – на стройку.