ЧЯП. Эдуард Веркин

совсем. Антиквариат – это вещи, которые и в свое время ценились. Кресло Людовика шестнадцатого там, или часы восемнадцатого века, или фарфор – вот это да, антиквариат. Но там суммы совсем иного порядка, не для нас. А это так, руины. Еще пятьдесят лет назад эти вещи не стоили ничего, а сейчас у народа денег много стало, вот коллекционеров и развелось, все подряд собирают, собирают.

      Грошев обмакнул губку в мазь и стал протирать железо, быстро, но старательно, со сноровкой.

      – Кто-то коллекционирует светцы? – недоверчиво поинтересовался Синцов.

      – А то! Еще как.

      Грошев втирал мазь тщательными уверенными движениями, без суеты, со знанием дела.

      – Коллекционируют все, что угодно, – рассказывал Грошев. – Самовары, краны от самоваров, колокольчики, утюги, гири, купеческие пломбы, гвозди, подковы, регулировочные колесики от керосиновых ламп. Вот светцы тоже собирают, кстати. Одни для прикола берут, другие для дизайна. Есть простые…

      Грошев отложил губку, достал из ящика грубую железку, похожую на трезубец.

      – Эти самые дешевые, их много осталось, чуть дороже металла, но все равно стоят. А есть художественные, как этот, например.

      Грошев кивнул на светец, который он чистил.

      – Этот можно уже хорошо продать. Даже очень неплохо, буржуйцы любят такую дребедень в особняках держать, их древнерусская тоска часто подгрызает. Киношники тоже охотно покупают для реквизита. Тут видел недавно фильмец про Александра Невского – головой об стену стучался, одни шишки.

      Грошев несильно постучался головой о стену.

      – На экране у них, значит, тринадцатый век, феодальная раздробленность, иго везде скачет, а вся бытовка из девятнадцатого, – Грошев презрительно поморщился. – Один шлем по очереди во всех крупных планах, да и тот времен Смуты. Конечно, люди не знают, люди думают, что все так и было, но себя-то уважать надо! Понятно, что вещей мало осталось, ну так ты хоть реконструктора толкового пригласи! А то художники и декораторы берут ржавое да кривое и думают, что в Великом Новгороде так и стояло!

      Короткую речь эту Грошев произнес с некоторым пафосом, видно было, что если бы его допустили в реквизиторский цех, он бы достиг там зияющих вершин перфекционизма. Синцов подумал, что это стоит уважать, такую увлеченность.

      – Впрочем, – Грошев улыбнулся. – Надо сказать спасибо их профнепригодности и исторической неразборчивости, благодаря этому мы имеем стабильный источник дохода.

      Он допротер светец, поставил его в угол. Стащил с себя фартук, свернул, тоже спрятал в угол.

      – Понравилось что? – Грошев кивнул на альбом, который Синцов продолжал держать на коленях.

      – Вот эта, со звездой, – Синцов ткнул пальцем.

      – Полтинник тысяча девятьсот двадцать второго года. Серебро. Не очень редкая монета, но сохран неплохой. Почти-почти анц. У тебя есть вкус, Костян.

      – И сколько стоит?

      – Для тебя четыреста. Это почти задаром, поверь, так она гораздо дороже.

      Синцов задумался. Монета ему нравилась. К тому же он слышал где-то, что серебряную монету иметь полезно – если по