Я любил один. Фрида Лихтер

кровь.

      – А ты всё равно смотришь на меня как на разочарование.

      Отец молчал.

      Но в этом молчании был ответ.

      – Ты хотел увидеть меня, – продолжил он, делая глоток кофе, чтобы занять руки.

      – Хотел.

      – Почему?

      – Потому что ты мой сын.

      Милон выдохнул через нос.

      – У вас больше нет сына.

      Отец молча посмотрел на него.

      Никакого гнева.

      Никакого шока.

      Только разочарованная тишина.

      – Ты ведь знаешь, что это неправда.

      Милон почувствовал, как внутри поднимается злость.

      – Я пытался жить так, как вы хотели! – его голос вдруг прозвучал громче, чем он ожидал. – Я пытался соответствовать вашим ожиданиям! Я… Я…

      Он сжал кулаки.

      – Я пытался быть хорошим сыном.

      Отец продолжал молчать.

      – Но знаете что? Мне было плохо!

      Он резко поднял голову.

      – Вы хоть раз спрашивали меня, что мне хочется? Чего я хочу? Хоть раз?!

      Грудь тяжело вздымалась.

      Отец смотрел на него спокойно.

      Слишком спокойно.

      И это добивало сильнее, чем если бы он накричал в ответ.

      – Милон…

      – Нет. Нет! Не говорите мне, что я заблуждаюсь. Не говорите мне, что я предал семью.

      Он сжал подлокотники кресла так сильно, что побелели пальцы.

      – Я делаю свою жизнь. Я выбираю, кем мне быть. И мне плевать, что вы думаете.

      Тишина.

      Милон дышал тяжело, почти задыхаясь от собственного гнева.

      Отец просто смотрел.

      И в этом взгляде не было ярости.

      Только… разочарование.

      – Живи, как хочешь, – спокойно сказал он и поднялся.

      Не злость.

      Не ненависть.

      Просто решение.

      Он больше не будет пытаться.

      Он больше не увидит в нём сына.

      Милон вдруг почувствовал, что его тошнит.

      – Прощай, Милон.

      Он ушёл.

      В книжном магазине Милон тянется за немецким изданием чего-то классического, но рядом – русские книги.

      Он смотрит на них дольше, чем должен был.

      Пальцы скользят по корешкам. Толстой. Булгаков. Пастернак.

      Он берёт одну, раскрывает. Слова знакомые, но уже не родные.

      Сможет ли он снова читать на русском? Хочет ли?

      Но почему-то покупает книгу.

      Возвращаясь домой, засовывает её в самый дальний угол полки.

      Но она теперь там.

      Милон добрался до своей комнаты и почти сразу завалился на кровать.

      Он должен был чувствовать облегчение.

      Он сказал всё.

      Высказал всё, что копилось годами.

      Он победил.

      Тогда почему внутри такая пустота?

      Он закрыл лицо руками.

      – Чёрт…

      Слёзы текли по вискам, он пытался их подавить, но уже не мог.

      Он больше не был сыном.

      Он был Лораном.

      Но почему от этого было так больно?