Шепот ушедших дней. Элеонора Дорн

– многие мечтали его заполучить. В институте он отличался: не носил головного убора – привычка, оставшаяся ещё со времён жизни во Франции, – да и климат Дербента, думаю, не способствовал этому. Он ходил в джинсах, о которых в то время ещё мало кто знал. Нашёл портного, который шил их за десять рублей из какой-то синей ткани. В общем, он был красив и привлекателен, и девушки буквально висли на нём.

      Брак зарегистрировали в местном ЗАГСе Дербента. Было 13 августа 1962 года: солнце светило ярко, и стояла изнуряющая жара. Кто-то подарил мне букет полевых цветов – таких, какие росли в Подмосковье. Прекрасные в своей простоте, они напомнили мне лето моих пятнадцати лет. Тогда мы снимали дачу на станции Луговая. Поля с белеющими ромашками, васильки почти нереальной синевы, шмели и мошки, пьянящие ароматы – всё сливалось в ощущение счастья и покоя.Мы пили местное сухое вино, слушали французских шансонье: страстно пела Эдит Пьяф – она пела о любви, и казалось, что начинается счастливая жизнь

      Как видно тот самый свадебный букет напомнил мне год моих пятнадцати лет, когда мы снимали дачу на станции Луговая;  именно тогда я читала «Обрыв» Гончарова.Тогда и сформировался в моей юной голове  образ того, что мы называем любовью… Что я могла тогда знать о ней??? Никаких примеров кроме как семейных историй у меня не было; были и литературные герои и героини, да еще персонажи итальянского или французского кинематографа.Да и героини  русской литературы всегда мечтают об идеале.и Да и «Мадам Бовари» – та же история: женщина, вечно ищущая того, кто мог бы полюбить её «по-настоящему». Меняются мужчины, но неудовлетворённость остаётся той же.

      Да и романсы, которые пели мама и тётя, были о любви – сказочной, воображаемой, никогда не существовавшей. Что было важнее для всех этих женщин – реальный мужчина или мечта о нём? Создаётся впечатление, что именно мечта была важнее. Любовь ли это? Да и что я сама  могла знать о любви? Примеров не было – разве что семейные истории, литературные героини, да персонажи итальянского и французского кино. На Луговой я убедила себя, что любовь всегда несчастна – таковы были все мои книжные и экранные доказательства. Даже в «Обрыве» Вера как будто повторяет судьбу своей бабушки Татьяны Марковны. «Обрыв» – это вовсе не обрыв Веры, а бабушкин. Метафора того, что у каждого есть свой собственный край, с которого он может сорваться в пропасть.

      И чем мог помочь мне тот милый юноша, ставший моим мужем? Ничем.Он сам был в поиске той, которую по-настоящему не знал.Он не помнил её – лишь фотографии: юная девушка, восемнадцать лет, младенец на руках… Она передала ему красоту, цвет волос, очарование улыбки. Это всё, что у него от неё осталось. Ему была нужна не жена, а мать – понимающая, прощающая, способная утешить и обогреть.

      Могла ли я быть такой для него? Конечно, нет. У меня самой были лишь смутные ожидания – чего-то неведомого, чего я и сама не могла определить. Мне тоже был нужен не муж, а отец – с ласковой улыбкой, с одобрением, с любовью. Два ребёнка в ожидании