Жизнь до галактики личинок. Елена Сомова

в смраде окружения.

      Потому и мой опыт затаскивался в тину и погребался там же, уничтоженный тушителями огней сердца. Они запрещали мне гореть, топили в слезах умиления и возвращали к началу, если я доходила

      до конца. Так путь вечного исступленного хода до той же самой

      цели, которую они передвигали дальше от меня, был уготован как

      своеобразная казнь смытой ливнями горной дороги.

      В целом, жизнь становилась ристалищем. Состязания и поединки

      непрерывной своей деятельностью подтачивали силы, забыв

      сбрызнуть их свежей водой или молодильным соком, и в закрытом

      замке противоборств возникали по стенам тени случившейся

      борьбы, транслируя истуканам грозовые раскаты.

      На капища были поставлены ложноножки безголовых, которые

      стали вроде языческих богов после выпрямления извилин под

      заточками газонокосилок. На местах капищ оказались их

      боеголовки. Цель жизни в борьбе с жизнью, – так быстро бегали

      ложноножки безголовых, что затоптали друг друга, и в общей сваре

      представляли кишащую заповедь «Не убий». Но они убивали

      и убивали, находя в моем пути новые и новые тропы, отталкивая

      меня и рвясь кусками обманутой материи в огонь, сжигающий их.

      И в этой плавильне сгорело мое время. Истерика огненных языков

      напоминала о страсти, вытоптанной копытами всесильных, лижущих

      огонь. Они питались моим огнем, загнав свой, арендовав его свалке

      растущих и исчезающих интересов. Нажравшись, они отваливались

      на твердые точки опор своих и принимали воздух гигантскими

      порциями, отнимая его у меня. Так длилось действие их жизни, истребляющей мою жизнь.

      Я верила, что настанет солнце, и оно пришло, захватив в плен

      истуканов и опрокинув их навзничь. Пустыми горелками иссыхали

      истуканы, некогда возвышенные до небес служителями

      идолопоклонства. Они так пропитались священными маслами, что

      лежа на руслах рек и перекрывая их, оставались камнями, сквозь

      которые не росли цветы и трава. Они стали плодами своей глухоты

      к моим беззвучным мольбам о мире.

      Реки искали и находили новые русла, не всю же землю

      безгранично застлали гнусные камни убогой славоносной грязи.

      В прериях искали священные кошки истуканов углы для ласки, о которые терли свои шеи, предназначенные для рук

      не погребенных повелителей. Кошки искали меня.

      Я пришла к ним, еще опасаясь за свое время, и эти четвероногие

      слегка внушали мне чувство опасности поначалу, но вскоре я

      поняла, что они – всего лишь мелкие пушистые комки желаний, не материализованных, и поэтому изнывающих от себя самих.

      Тогда мне пришла мысль о несостоятельности моих опасений

      и предреканий отдаленного истукана, более напоминающего живого

      человека под стеклом непрерывно бьющих с неба лучей. Сами

      истуканы своим каменным мозгом не могли помешать мне жить

      и