Менеджер. Юрий Николаев

знала, что та еле сводит концы с концами и никогда бы не позволила себе принять от неё помощь. Конверт был чистым, без единой помарки и даже почти не заклеенным.

      – Это письмо Тамары Петровны. Для тебя.

      Сима не решалась взять послание в руки. Почему-то конверт сейчас показался ещё страшнее, чем, если бы он был наполнен купюрами…

      «Милая доченька! Если ты это читаешь, значит, я уже ушла. Не решилась сказать тебе это при жизни, прости. Симочка, кровиночка моя, помнишь тот день, когда я настояла, чтобы ты пошла в медицинский? Мы даже поссорились немного, потому что ты мечтала совсем о другом. Сейчас, когда ты уже поступила в ординатуру, я остаюсь спокойной за тебя, потому что у меня есть надежда. Надежда на то, что ты разрушишь эту дурацкое семейное проклятие. Все женщины нашего рода умирают, не дотянув даже до пятидесяти лет. Это очень страшно – жить, зная свой срок. Я никому бы не пожелала этого, ну а тебе, моя милая, тем более. И я тебя прошу – живи! Проживи девяносто, сто, сколько захочешь! Сломай, победи этот недуг в себе и во всех последующих поколениях! Ты сможешь, я верю в тебя!» …

      Серафиме Дмитриевне – пятьдесят четыре. Она – известный в городе врач-маммолог, исцеливший от больших и малых заболеваний тысячи женщин. У неё прекрасный муж – хирург и взрослая дочь, тоже посвятившая себя медицине. Ещё у них подрастает внучка Тамара, имя редкое для современных детей, но её, по общему желанию родителей, назвали в честь прабабушки.

      Серафима занимается йогой, делает утренние пробежки, а на крещение ныряет в прорубь. Выглядит Серафима не более чем на сорок с небольшим. На вопросы – как ей удаётся сохранять себя в такой форме, Серафима отвечает: «Вы знаете, на самом деле, всё у нас в голове, в нашем сознании! И наш возраст, и наши недуги! И если вы будете считать, что вы больны – тело послушается вас. Скажите себе, что вы долгожитель, что вы здоровы, ходите в церковь, благодарите Бога за вашу прекрасную жизнь и она будет таковой. Главное – верить!».

      Иногда Клерки выглядят уставшими. Вот как сейчас. Этот, возможно, просто очень старый. Он донельзя вымотан своими чёрными делами, лицо выражает полное безразличие, в глазах – пустота.

      Я жду Клерка уже пять минут и, откинувшись на спинку стула, нагло рассматриваю, как он лениво усаживается, расправляя полы своего вороного одеяния, тяжело, будто валун взгромождает свой ноутбук на столешницу и, прежде чем раскрыть его, ненадолго встречается со мной взглядом.

      Будем считать, что это приветствие.

      Мне как-то не хочется грузить его сложным запросом и я, мельком заглянув в гаджет, начинаю:

      – Алкоголик с зависимостью. Запойный. Но ему всего сорок с небольшим. Катится по наклонной.

      – Запрос от кого, – морщится Клерк, – супруги?

      Я многозначительно развожу руками. Это классика жанра. Можно было и не спрашивать.

      «Старый», не заглядывая в ноут, как по написанному, перечисляет варианты выбора:

      – Цирроз печени, гибель одного ребёнка, потеря жилища в пожаре.

      Кто бы сомневался!.. Это и так понятно, что любая из предложенных альтернатив – стресс.