Под уральским небом. Тамара Москалёва

щёки. Она прошла к стеллажам, вернулась с книжкой.

      – …А вот это, Коля, – заметки о Тургеневе и Полине Виардо. Уверена, прочитаете с удовольствием.

      Впечатлённый Колян остановился на крыльце, перевернул страницы: «Их роман длился сорок лет. Современники замечали, что Полина Виардо была очень некрасива. Генрих Гейне, к примеру, говорил, что эта женщина похожа на пейзаж – чудовищный и экзотический одновременно. А некий художник – их современник, дал Виардо характеристику, как «жестоко некрасивой». И, правда, певица была сутула, с огромным ртом и выпуклыми глазами на крупном мужском лице. Но когда она начинала петь, её отталкивающая внешность преображалась: она становилась царицей – красивой и притягательной.

      Впервые Тургенев увидел Виардо на сцене и навсегда потерял рассудок».

      – Вот это да-а!..

* * *

      Колян забросил всех дружков-приятелей и зачастил в заводскую библиотеку. До или после смены просиживал в уютной читальне. Не сказать, что уж очень любил книги, но что-то неуловимо тянуло его к библиотекарше Марине. Вскоре они уже были на «ты». Колян узнал, что девушка закончила библиотечный и живёт поблизости в унылой развалюхе с немолодой тёткой – Агафьей, любительницей бражки, её мордатым супругом-выпивохой и их смазливой дочерью – Ларисой, заводской буфетчицей. Николай видел, нутром чуял, что разгульные домашние – Марине не компания. Парню хотелось как-то порадовать девушку. И вот…

      – Марин… тебе… – Колян держал розы. – Сёдня в читалку не зайду, пораньше на смену заступаю.

      Библиотекарша, сделав пометку, отложила чью-то карточку. Глянула на Колю, на букет, удивилась: – Какое чудо! – снова посмотрела на Николая. – А… ты сказал… мн-не?.. Это… мне?.. Неужели?

      – Тебе. Нравятся?

      – Очень… – выдохнула девушка и отвернулась, прислонилась к стойке, спрятала запылавшее лицо в бутоны. – Господи… как замечательно…

      Ежедневно Колян дожидался часа закрытия и провожал библиотекаршу домой. Дорога вдоль пруда пробегала быстро. Попрощавшись у тесовых ворот, юноша крутил на велосипеде в свой посёлок. «Хм, и никакая Маришка не уродина! В-выдумали тоже…»

* * *

      Закончился спектакль. Трамвай опаздывал. Ночь. Хмурый сквер. Ноябрьский дождь полощет уцелевшие листья. Мариша – в ботиках, лёгком плаще. Продрогла: зуб на зуб не попадает.

      – Марин… слышь… – Колян встряхнул зонт, обдавая холодными брызгами, накинул девушке свою тужурку, – у меня тут недалеко двоюродный брат живёт. Они всей семьёй куда-то на праздники дерганули, а мне вот… ключи оставили, чтоб присматривал. Может… пойдём? Там – тепло…

* * *

      – Ты меня любишь?..

      – Да… очень… А ты?

      – Я… тоже… очень-очень…

      – Я такая счастливая…

      – Я… то-о-же…

      Теперь Николай часто приносил Марине цветы.

      – Тебе, курносая, – шептал он и, глядя прямо в глаза, декламировал откуда-то прочитанные слова: – «чайная роза дарует счастье и хранит… любовь». Чувственная Мариша влюбилась. Она, кажется, готова была раствориться в Николае, была рада жить