Камень небес. Валерий Дмитриевский

в общежитии невероятный шум и превращая комнаты в конюшни. Иногда бывало, что кого-то несильно резали, и тогда соседям приходилось искать участкового Самедова, который сначала препровождал виновника в свою «кандейку», а потом отправлял в городскую КПЗ[2]. До смертоубийства дело не доходило, но Виток, если был в это время в посёлке, уходил ночевать к Петру, потому что от кого-нибудь могло прилететь и ему – просто так, от избытка чувств. Да и всё равно в такие дни, он, как ни закрывал голову подушкой, заснуть в своей комнате не мог.

      Пирушка заканчивалась самое большее через неделю, когда заработанные за несколько месяцев деньги разлетались неизвестно куда, и тогда решившие остаться на зиму кадры приходили в комнату к Витку, сильно извинялись за имевшие быть беспорядки и просили срочно отправить их в какую-нибудь разведочную партию, где накормят, напоят и спать уложат, а главное, снова дадут заработать. Прочие как-то ухитрялись перебазироваться на Большую землю, чтобы по весне попытать счастья снова.

      С годами Витку стали чрезвычайно докучать эти «фестивали» в редкие недели домашних побывок. Однако на свой дом можно было рассчитывать, только заимев супругу и детей. Виток же, потеряв всякую надежду на устройство личной жизни, сознавал, что мечта так и останется мечтой, и стремился как можно реже появляться в посёлке в том числе и от тоски по несбыточному.

      Но и теперь, став главой семейства, Виток не надеялся, что у него получится свить здесь настоящее родовое гнездо. Хотя Северо-Майская экспедиция (а теперь – АООТ «Северомайгео») располагалась в посёлке больше сорока лет, квартирный вопрос так и не был решён полностью. Многие жили в малосемейках – таких же общежитиях, что и у Витка, разве что без примеси контингента вольных искателей приключений. Они были построены в те годы, когда за благо считалось иметь хоть плохонькое, но бревенчатое жильё, а не землянку или засыпушку. Со временем появились и добротные брусовые дома, и новая кирпичная двухэтажная контора с лозунгом на фасаде: «Богатства недр – Родине!», но малосемейки продолжали существовать. А в условиях, когда денежный поток из центра почти пересох, превратившись в маленький ручеёк, на четыре квартиры, о которых говорил Пётр, было достаточно претендентов.

      Под танковым напором Петра Виток всё-таки написал заявление и понёс его в разведком экспедиции. Председатель профсоюзной первички Иннокентий Викентьевич Морозкин, известный в народе как Дваждыкентий, грузный седой мужчина на шестом десятке, бывший маркшейдер, сидевший в этом кресле почти двадцать лет, прочитав листок, затуманился и, почмокав губами, произнёс:

      – Ну что, правильно написал. Одобряю. Пора тебе расставаться с этой… богемой неприкаянной. Но, боюсь, не по адресу ты пришёл.

      Виток удивился:

      – Как не по адресу? Жильё всегда профсоюзы распределяли.

      – Всегда-то всегда, – сказал Дваждыкентий, подняв палец, – но совместно с администрацией. Только старая метла теперь по-новому

2

Камера предварительного заключения.