Мария. Мария Сосновских

навстречу. Максим и Афанасий открыли ворота, поднесли хлеб-соль. Детвора, а со всеми и я, как воробьи перед дождём, облепили заплоты. Взрослые принялись дружно нахваливать невесту, что-де Евфросинья Михайловна из хорошей семьи, что и смирёна, и работяща, и собой хороша – бела да красива. Но мне почему-то невеста не понравилась: уж чересчур полная, лицо круглое, одутловатое, глаза маленькие, серо-синенькие, бровей совсем нет, волосы белые да жидкие… Жених был намного симпатичнее: среднего роста, коренастый, тёмно-русый, с загорелым лицом.

      Гости обступили молодых со всех сторон и стали осыпать их зерном и хмелем. Иван за руку повёл свою избранницу в дом, где уже всё было готово – столы ломились от всяких кушаний. Я прошмыгнула было за взрослыми и только хотела залезть на голбец, как Феклуха, старшая Максимова дочь, встала на моём пути:

      – Манька, тебя кто звал? Убирайся сейчас же! Только мешаешь большим!

      – Я вовсе не мешаю… Я только погляжу, Феня, не прогоняй меня… Ладно? – просительно протянула я.

      – А ну брысь! А то возьму ухват! – бескомпромиссно заявила противная Феклуха.

      Поздно ночью, когда мы с братьями и сестрой уже спали на полатях, к нам в дом ввалилась пьяная толпа гостей со свадьбы ночевать: в Максимовом доме на всех места не хватило. Гости улеглись на лавках, на голбце, в прихожей, в маленькой горенке, да ещё мама постелила им на полу. Мои родители были почти трезвые и, наверное, совсем не ложились спать – ведь столько им выпало свадебных хлопот и работы.

      Назавтра день был чудесный, очень тёплый и солнечный. Веселье в соседях началось с самого утра. По обычаю, били горшки, а молодая подметала пол, угощала всех чаем. Гости бросали на пол подарки; привезли и постель, и всё приданое невесты, привели корову, лошадь, овец, гусей. Поглядеть на невестино имущество собрался весь хутор.

      Я не вытерпела и тоже направилась к соседям, стараясь не встречаться со зловредной Феклухой. Теперь я была умнее: перелезла через прясло[42] своего огорода в межник, потом взобралась на заплот, и мне было хорошо всё видно и слышно.

      Гармонист, игравший на свадьбе, вчера перебрал-таки лишка спиртного и, охая, лежал под крышей на сложенном тёсе. Но и без музыки изрядно подвыпившие гости веселились на славу. Во дворе образовался большой круг, все хлопали в ладоши, а полная круглая Евпраксия, жена дяди Кандида, выплясывала и пела в такт хлопающим: «Топор! Рукавицы! Жена мужа не боится!» Дядя Кандид не утерпел и, топая большущими сапожищами, выскочил на круг и, надрывая горло, взревел: «Рукавицы да топор! Мужик бабу – об забор!»

      Хохот, шутки-прибаутки! Афанасий, несмотря на возраст, выскочил из толпы, прошёл на кругу гуськом, припевая: «Три копейки, две копейки, пяточек! Эх-ма! Да кабы денег тьма! Купил бы деревеньку да жил бы помаленьку!» Не успел Афанасий уйти с круга, выскочила тётя Кира, и пошла, и пошла плясать под частушки: «Комар муху буткал – не ходи в обутках! Ходи в сапогах, на высоких каблуках! Э-э-эх!»

      Наплясавшись до изнеможения, гости угомонились, малость протрезвели на воздухе, расселись на скамейки

42

Прясло – звено, часть изгороди от столба до столба.