Семь нот до небес. Антон Мамонов

потрясённый прочитанным. – Господи, этого нам ещё не хватало! А что, если это правда? Что, если он, находясь в крайней нужде, на самом деле совершил… – сомнения вдруг начали раздирать несчастного старика.

      – Он ни в чём не виноват, ты слышишь меня?! Моё материнское сердце подсказывает, что наш Коля не мог сделать того, в чём его обвиняют. Да он и мухи не обидит! Какое уж там покушение на жизнь человека! Бред сивой кобылы, да и только!

      – Мне тоже так кажется, но… факты, увы, говорят об обратном. На этой фотографии изображён наш сын, которого задержали прямо на месте преступления. Ты что, его не узнаёшь? Это он, и сейчас он ждёт суда.

      – Мы должны помочь ему! – решительно заявила она, вытирая слёзы. – Это наш родительский долг, и мы не можем сидеть, сложа руки, как делали это раньше. А наш внук? Ты подумал, что станет с ним, если он лишится отца? Бедняжке и так пришлось несладко с самых пелёнок! Мы совершили большую ошибку, что не навещали мальчика, не говоря уже о том, чтобы позаботиться о нём так, как в своё время не позаботились об отце. Ведь в том, что с ним произошло, виноваты и мы!

      – Ну, да. Ты права, надо что-то делать, чтобы спасти Николая и честь семьи Модестовых. Я не удивлюсь, если после этой жуткой истории, о которой написали в газете, на всех нас будут показывать пальцем, как на прокажённых.

      – Ну и пусть, – махнула рукой Агафья Петровна, поглядывая на часы – Злые языки всегда найдут повод для сплетен – от них никуда не деться. Самое важное сейчас – это будущее нашего сына! Пойдём, нам нельзя терять время! Нужно скорее увидеться с ним!

* * *

      Николай Модестов, в сопровождении двух рослых конвоиров, вошёл в комнату для свиданий, где его с нетерпением ждали родители. Увидев сына, они поразились его болезненному и какому-то отрешённому виду. У близких родственников, разделённых друг от друга толстой стеклянной перегородкой, было всего лишь пять минут, чтобы поговорить.

      – Ну, здравствуй, сын, – первым заговорил Болеслав Никифорович, сняв трубку. – Как ты себя чувствуешь?

      – Привет, – сухо произнёс Николай, болезненно поморщившись. Он осторожно прикоснулся к ране на голове, которую совсем недавно едва не раскололи пополам, словно грецкий орех. – Башка болит. Очень…

      – Ты знаешь, почему ты здесь? Тебя обвиняют в воровстве, а также в попытке убийства женщины и маленькой девочки. Это правда, что здесь пишут? – спросил отец, показав ему измятую газету.

      – Я… Я не знаю, – ответил он, пожав плечами. – Не знаю…

      – Коля, – Агафья Петровна вдруг выхватила трубку из рук мужа. – Как ты оказался в том доме? Скажи, что ты не принимал участия в этом преступлении!

      – Я… Я не помню…

      Дальнейшие расспросы не дали никаких результатов. Николай не помнил ровным счётом ничего из того, что произошло, и это значительно осложняло положение, в котором тот оказался.

      Удар по голове был таким сильным, что Николай потерял память, и, естественно, ничего не мог сказать в свою защиту.

      – Ладно, видимо, это бесполезно, –