Городская клиническая. Борис Щетинин

пытается улыбнуться. – Живот у меня почти не болит, только туговато мне.

      Петр Александрович слегка через одеяло надавил ей на живот и ощутил твердость брюшной стенки. Он надавил еще и резко убрал руку. Она ойкнула от неожиданной боли.

      – Ба, – как можно мягче сказал Петр Александрович, – нужно операцию делать. Нужно ваше согласие.

      – Давай, – тихо ответила Гущина, – раз без операции никак. Помирать, видно, пора. И то сказать, зажилась я на этом свете.

      Петр позвонил в операционную и анестезиологам договориться об экстренной операции. Из операционной ответили, что один операционный стол свободен, и пациентку можно подавать прямо сейчас. Он сказал постовой сестре, чтобы Гущину подавали в операционную. На операции Черняеву нужен был помощник, и он вернулся в ординаторскую.

      Илья Горелов, ординатор, сидел за столом и играл в компьютере.

      – Илья, – обратился он к нему. Хотел сказать ему, «если ты свободен», но, видя, что тот занят компьютерной игрой, и, стало быть, свободен сказал:

      – Поможешь мне? Гущину берем на операцию.

      – Гущину? Кто это? – Не отрываясь от игры, спросил Горшков. – Та, что ночью поступила?

      – Да.

      – Так, она за второй хирургией. Пусть они колотятся.

      Петр Александрович не счел нужным с ним дискутировать.

      Глеб в этом году заканчивал ординатуру и планировал остаться в больнице. Бластитов обещал ему содействие – поговорить с руководством больницы.

* * *

      Осмотр брюшной полости подтвердил худший прогноз: у Гущиной оказался мезентериальный тромбоз с некрозом значительной части толстой кишки и разлитой перитонит. Нужно было решать, что делать дальше: резецировать почти всю толстую кишку или оставить все как есть, признав случай инкурабельным. Черняев попросил анестезиолога позвонить Бластитову и Юранину, чтобы пригласить их в операционную для консилиума.

      – Сейчас подойдут, – сказал анестезиолог. И добавил, – пока можете зашивать.

      Черняев уже решил, что будет делать Гущиной субтотальную резекцию толстой кишки, понимая, что шансов выжить у нее один на тысячу. Но если оставить все как есть и зашить живот, то не будет и его.

      – Будем делать резекцию, – будто самому себе сказал Черняев.

      Анестезиолог пристально посмотрел на него, всем своим видом показывая, делать тебе нечего.

      В этот момент в операционную вошли Юранин и Бластитов, на ходу натягивая маски на лица. Юранин посмотрел через плечо Петра Александровича, потом на Бластитова и сказал:

      – Ловить здесь нечего. Оформите как интраоперационный консилиум. Бластитов согласно закивал.

      – Хочу резецировать, – сказал Черняев. – Маленький, но шанс.

      Бластитов открыл было рот, чтобы возразить, но Андрей Сергеевич его опередил:

      – Оперируйте.

      И вышел из операционной. Бластитов с нескрываемым раздражением сказал:

      – Делать тебе нечего!

      И тоже вышел.

      Анестезиолог посмотрел на часы и спросил:

      – Сколько