Anamnesis. Том 2. Александр Мишкин

что долг медика и тэ дэ и тэ пэ. Мы живём тут, в Кобельках. И всех знаем, как облупленных: с кем-то детей крестили, с кем-то на охоту ходили, или там на рыбалку, кто-то мне крышу перекрывал, с кем-то в школе в подсобке целовались… – он улыбнулся, – Соседи мы тут все. А половина села – родственники второй половине. И как тут кому-то откажешь? Да после этого можно смело отсюда уезжать, потому что больше жизни в Кобельках тебе не будет…

      Дверь в перевязочную распахнулась:

      – Пал Палыч, больную привезли! – Клавдия Петровна выглядела встревоженной.

      Я взглянул на часы: полночь. Джентльмены пьют и отдыхают…

      – С чем?

      – Криминальный аборт. Кровотечение.

      Лихорадочно вспоминая, что полагается делать в таких случаях, я помчался вслед за фельдшерицей. Позади с топотом бежал Антон Иваныч.

      На улице темень стояла непроглядная. «Надо бы как-то освещение перед приёмным устроить!» – подумал я, направляясь к светлому силуэту машины, с трудом угадывающемуся в каких-нибудь трёх шагах от крыльца.

      Кто-то услужливо распахнул передо мной заднюю дверцу:

      – Сюда, доктор, тут она! – сообщил взволнованный мужской голос.

      Я наклонился и полез внутрь. В салоне моя нога угодила в лужу: в левом туфле противно захлюпало. «Где же они грязь-то нашли, дождя вроде не было?!» – пронеслось в голове.

      Впрочем, едва слышимый стон, раздавшийся из темноты в каких-то сантиметрах от моего лица, заставил меня забыть о несущественном. Я вгляделся в темноту.

      Прямо передо мной светилось лицо. Именно «светилось», потому что было оно таким белым, что даже полуночная темнота не в силах оказалась погасить, спрятать в себе эту белизну.

      – На что жалуетесь? – от неожиданности задал я совершенно дурацкий и неуместный вопрос.

      Белое лицо хранило молчание, лишь часто дыша и слегка постанывая. Наощупь я нашёл холодное тонкое запястье и сжал его пальцами. Пульс едва определялся.

      Ладно, нет времени на вопросы. Всё – потом.

      – Помогите её вытащить! – прокряхтел я, схватив хрупкое тело в охапку и пятясь наружу.

      Тут же рядом возникла ещё пара рук. Вдвоём с неизвестным мы извлекли обмякшую женщину из машины и на руках перенесли в приёмное отделение.

      – В смотровую, давайте в смотровую её сразу же, Пал Палыч! И на кресло! – Мария Глебовна помчалась вперёд, открывая нужную дверь.

      Умостив пациентку в гинекологическом кресле, я бросил своему невольному помощнику:

      – Выйдите и ждите в коридоре!

      Мужчина молча кивнул и скрылся за дверью.

      – Пал Палыч, да вы же в крови весь! – всплеснула руками акушерка, указывая куда-то вниз.

      Я посмотрел на свои ноги: весь левый туфель и штанина почти до колена были в крови. Меня замутило. Так вот, что за лужа была на полу в салоне машины! Господи, это сколько же из неё вытекло?! Литра два, не меньше! И до сих пор жива?!

      – Полиглюкин, живо, ставьте струйно! В две вены! –