В середине апреля. Анастасия Нуштаева

предстояло сперва сразиться с Мораной, которая крикнула:

      – Э-э-э! Куда обутая?

      Увидеть два солнца было не так жизненно важно, как спасти себя от осуждения Мораны. Поэтому сперва Леля разулась и лишь потом вернулась в комнату.

      Лели не было всего дюжину секунд, но в комнате заметно похолодало и стало темнее. Порывы холодного воздуха, возникающие непонятно откуда, запахивали шторы. А рядом Морана, довольно улыбаясь, струшивала руки.

      – Красота, – сказала она и пошла к кровати.

      – Ну холдрыга… – сказал Сема.

      До этого он осматривал каждый шкафчик, каждую полочку, словно на них было что-то, кроме пыли. А теперь подошел к шторам и разогнал руками ветер Мораны.

      Та уже успела пройти к кровати. Но почувствовав, что в комнате теплеет, она обернулась и, поняв, в чем дело, заголосила:

      – Ты издеваешься? Тебе что, эта жара нравится? Зачем ты испортил мой ветер?

      Морана пошла колдовать новый, но Сема схватил ее за руку, не давая приблизиться к шторам.

      – Пусть будут открытыми, – сказал он.

      Морана пыталась вырваться, но у нее не получалось. Наконец она сдалась, и сказала:

      – Я хотела поспать!

      – Но сейчас полдень, – сказал Сема.

      – Отлично! Я как раз вписываюсь в полуденную дрему. Пусти!

      Сема отпустил, потому что теперь Морана рвалась не к шторам, а к кровати. Уже через пять секунд она лежала, прижимая к лицу подушку. Она бы казалась мертвой, если бы не носок левой ноги, которым Морана дергала как-то недовольно.

      – Отлично, – сказал Сема, уперев руки в боки.

      Леля не поняла, о чем он, ведь причин сказать это было много. Например, в комнате было прохладнее, чем в холле, и уж тем более на улице. Если бы Леля знала, что Морана – это переносной кондиционер, то не стала бы отпускать ее одну взбираться по лестнице.

      Но не только это вдохновляло Лелю. Олимп ей уже нравился. Покои для жителей Нави были шикарные, хоть и однокомнатные; сил вдруг стало много, хотя Леля не выспалась; и Морана молчала, значит, не портила никому настроение.

      – Пойду спрошу, когда обед, – сказал Сема и вышел из покоев.

      Леля осталась одна, если не считать Морану, которая впала в анабиоз.

      Леля прошлась по комнате. Справа от входа находилась односпальная кровать, где лежала Морана, в том же углу стоял большой платяной шкаф, отделанный резьбой так богато, что не было видно, где у него ручки. Потолок был высоким, белым, и таким светлым, что иногда казалось, будто его нет вовсе. В центре комната была пустынной. Если б пол был устелен паркетом, а не мохнатым ковром, то Леля подумала бы, что это бальный зал.

      Стена слева от двери тянулась гораздо дальше, чем стена справа. Торцом к ней стояла огромной кровать, двухспальная, но уместнее сказать трех, если не пятиспальная. Леля восхищалась ею ровно до того мига, как поняла, что их трое, а кроватей две.

      – Надо будет уговорить Сему спать на однушке, – сказала Леля сама себе.

      Но и Морана услышала это. Она мигом очнулась, будто ждала приглашения к разговору.

      – Он согласится.

      – Отлично, –