Оружейник из Милана. Пьер Алексис Жозеф Фердинанд Понсон дю Террайль

сама по себе.

      Слуги не появлялись.

      Маркиз указал Джузеппе на небольшой диванчик, покрытый черным бархатом и отороченным красной бахромой, и знаком велел сесть и подождать.

      – Пойдем, – сказал он Рафаэлю, погруженному в свои мысли.

      – Странно! – прошептал молодой оружейник. – Похожий зал я уже где-то видел…

      Сент-Андре повел его наверх по широкой лестнице с мраморными ступенями и железными перилами, которым кузнецы шестнадцатого века придавали столь удивительные очертания. Оказавшись на втором этаже, он толкнул дверь, которая беспрепятственно открылась, и ввел друга в большой зал, освещенный так же слабо, как и вестибюль.

      Там был слуга – маленький, облаченный во все красное негритенок, в уши которого, в соответствии с модой того времени, были продеты огромные, массивные серебряные кольца. Другие кольца – еще больше по размеру – в форме браслетов сжимали его запястья. Это был признак его зависимого, почти рабского положения.

      Негритенок отвесил двум друзьям поклон и, казалось, ожидал их приказаний.

      – Проводи этого господина! – сказал ему маркиз, указывая на Рафаэля.

      И поскольку в вестибюле сидел Джузеппе, сам он присел на табурет и остался в зале.

      – Ступайте! – сказал маркиз Рафаэлю. – Ступайте! Смелее! Ведь вам предстоит узнать удивительнейшие вещи.

      Рафаэль проследовал за негритенком.

      Сердце молодого человека буквально выпрыгивало из груди, ему казалось, что к нему возвращаются тысячи смутных воспоминаний, пытаясь приподнять вуаль, окутывающую его память и скрывающую от него первые годы жизни. В то же время на лбу его блестел холодный пот, он был белее мрамора и, уперев руку в бедро, за неимением шпаги судорожно сжимал в ней чеканную рукоять кинжала.

      Негритенок провел его через несколько комнат, освещенных лишь слабым лунным сиянием, пробивавшимся через стрельчатые окна, затем неожиданно приподнял тяжелую штору, прикрывавшую одностворчатую дверь и дважды негромко постучал:

      – Войдите! – сказал женский голос.

      Негр толкнул дверь и Рафаэля тут же ослепил поток яркого света – он был в некоем подобии молельни, из которой исходили те тонкие запахи, те нежные, благоухающие ароматы, которые так красноречиво выдают присутствие дамы.

      Дверь за ним закрылась и оружейник оказался перед женщиной, которая показалась ему красивой, несмотря на легкую проседь, посеребрившую ее черные волосы.

      Женщина эта стояла у камина, чей портал украшали два массивных канделябра итальянской работы.

      Она была облачена во все черное, взгляд ее был печален.

      При виде Рафаэля она сдержала жест изумления и подавила рвущийся из груди крик, вызванные, безусловно, его странным сходством с дофином. Но сам Рафаэль был настолько взволнован, что совершенно не удивился ни жесту, ни крику.

      Он стоял, опустив глаза, словно преступник, готовый выслушать смертный приговор.

      – Подойдите ближе, мессир, – нежным тоном сказала она, – и скажите, как и почему вы здесь оказались.

      У герцогини