Оружейник из Милана. Пьер Алексис Жозеф Фердинанд Понсон дю Террайль

Вот вам прекрасная возможность, эчеленца, вспомнить уроки нашего общего учителя Гуаста-Карне.

      – Я тоже так думаю, – ответил маркиз, нанося из четвертой позиции самый страшный из ударов, изобретенных старым оружейником.

      Удар был отбит. Из груди маркиза вырвалось гневное восклицание.

      – Прекрасно! – сказал Рафаэль. – Мы с вами принадлежим к одной школе, поэтому вполне естественно умеем отразить любой удар.

      Оба молодых человека фехтовали просто великолепно, но Рафаэль тем не менее обладал явным превосходством и вскоре кровь маркиза уже сочилась из трех легких ран. Оружейник обращался с ним бережно и щадил его.

      – Маркиз, – сказал Рафаэль, которого шпага врага еще не задела ни разу, – Господь свидетель, что я считал бы вашу смерть богоугодным делом и полагал бы, что подаю хороший пример, избавляя мир от такого негодяя как вы… но мне не хотелось бы, чтобы ваш призрак всю жизнь стоял у меня перед глазами, поэтому готов пощадить вас, если вы принесете извинения месье де Сент-Андре, моему другу.

      В ответ маркиз изрыгнул проклятие и неистово набросился на противника.

      В этот момент в двадцати шагах от дуэлянтов раздался крик…

      Издал его Сент-Андре – напрасно прождав Рафаэля, он поспешил к условленному месту, чтобы тут же стать свидетелем преданности оружейника. В этом крике, казалось, восстало все мужество и храбрость этого хрупкого молодого человека, он бросился к дуэлянтам, чтобы прекратить бой и занять место Рафаэля.

      Для самого оружейника этот крик стал фатальным. Он лишь на короткое мгновение отвел глаза от противника, чтобы бросить быстрый взгляд в сторону француза, но маркиз делла Скала, в совершенстве владевший шпагой, не преминул этим воспользоваться и нанес Рафаэлю еще один страшный удар, рассекая плоть от плеча.

      – Мерзавец! – вскричав от боли, вспыхнул Рафаэль. – Ты подписал свой смертный приговор!

      Воспользовавшись искусным обманным движением, оружейник сделал резкий выпад и проткнул маркизу грудь. Тот упал, разразившись проклятиями.

      Сент-Андре подбежал к покачнувшемуся Рафаэлю и поддержал его. Оружейник был бледен, из раны его обильно текла кровь.

      – Друг… друг мой… – шептал француз, глотая слезы отчаяния. – Что же вы наделали? Боже!.. Зачем вы стали драться вместо меня? Зачем?..

      Губы Рафаэля растянулись в некоем подобии улыбки.

      – Я не знаю, суждено ли мне умереть от этой раны, – сказал он, – но в любом случае пусть уж лучше умру я, человек проклятый и лишенный наследства, чем вы, кому уготовано счастье…

      – Ах! Друг мой, можно ли говорить о моем счастье, когда я вижу, как вытекает благородная ваша кровь?..

      – Послушайте, – прошептал Рафаэль, – я думаю что умру… поэтому мне можно говорить… Я хочу признаться вам… Я люблю женщину, которая не может быть моей… от которой меня отделяет непреодолимое препятствие… женщину, которую я впервые увидел вчера и которой любовался десять минут… женщину, с которой была бы неразрывно связана вся моя дальнейшая жизнь, я это чувствую…

      – Но кто же она, эта женщина? –