Непокоренные. Татьяна Хорунжая

y-line/>

      и нашего вида в наших руках.

      Если мы сами не позаботимся о собственном выживании, то кто сделает это

      за нас?»

      Анатолий Иванович Савин

      «Вся земля не стоит даже одной капли

      бесполезно пролитой крови».

      Александр Васильевич Суворов

      Глава 1

      «Жизнь! Есть ли во Вселенной что-то более прекрасное?

      Карасики живые – и даже сами не знают, как они

      прекрасны: плавают себе, никогда ни о чем не задумываясь, блестят на солнце серебряными чешуйками.

      Трава живая – и она прекрасна даже под водой, неспешно колышется в пронизанной светом низине.

      И я живой. И тоже, вроде бы, неплох… Мама говорит, что в моих глазах целое небо».

      Я лежал на деревянном мостке, заглядывая туда, где

      плавали карасики, и любовался. Так спокойно, неспешно

      и размеренно протекало их существование в прозрачной

      воде над желтым песком.

      Мои размышления прервал звонкий Нюркин смех.

      – Николайка! – вся выпачканная в горячем песке

      кричала мне маленькая Нюрка. – Пока ты там валяешься,

      они опять «тарзанку» заняли!

      К ветке старой ивы, наклонившейся к реке, была

      привязана веревка, а к ней толстая палка, чтобы удобнее

      держаться. Это и была наша старая добрая «тарзанка»,

      которую осадила наша ватага деревенских ребятишек.

      Павлушка, разбежавшись, красиво прыгнул с «тарзанки» в речку, окатив нас ледяными брызгами. Нюрка завизжала от восторга, а я подставил каплям лицо и плечи. После

      жаркого утра, проведенного в пекле покоса, особенно понимаешь, почему в русских сказках воду называют «живой».

      Сегодня воскресенье. Полдень. За утро мы уже досыта наработались на сенокосе и теперь наслаждались заслуженной передышкой. В честь выходного дня работы в

      колхозе не много, поэтому все торопились успеть сделать

      побольше по собственному хозяйству. Мои отец и дядя

      заготавливали сено для наших коров. А после сенокоса

      начнѐм крыть новую крышу. Дед уже отправился добывать для неѐ дранку1. «Переменная работа называется отдыхом!» – всегда говорил отец.

      Работали всем миром, всей деревней. Мужчины косили сочную траву стройными рядами, выкашивали даже

      овраги и опушки в лесу, поскольку скотины у всех было

      много. А раскидать или перевернуть граблями траву неподсушенным боком кверху, собрать готовое сено в снопы ходили мы и женщины.

      Васятка достал старый платок, бережно завязанный

      матерью в узел.

      – Мне тут маманя харчей малясь дала… – он развязал тугой узел и достал из платка половину краюхи хлеба, несколько луковиц с длинными зелеными перьями и 4

      яйца. – Налетай! Яиц на всех не хватит.

      – О! Живѐм! – обрадовался Павлушка и без лишних церемоний схватил яйцо для себя и для младшей

      сестренки, Нюрки, которую всегда и всюду таскал за

      собой. Они жили беднее всех нас, и возражать против

      такого поведения никому и никогда не приходило в

      голову. Еще одно яйцо взял выпрыгнувший из воды

      Сашка.

      – Николайка, будешь? – предложил мне последнее

      оставшееся яйцо Васятка.

      – Да ну…– фыркнул я. – Терпеть их не могу! Они

      пахнут противно.

      – Ну как хочешь, – Васятка не спеша поел и растянулся на траве, подставляя и без того обгоревшее лицо

      горячему солнцу. – Эх, хорошо летом!

      – Да уж, это тебе не в школу идти… Хоть бы она

      сгорела за лето, что ли…

      – Ну вспомнил! Сегодня еще 22 июня, а ты уже про

      школу ладишь. Целых 2 месяца впереди.

      – Так все равно идти же придется! – уже раздосадовался я. – Лучше уж на сенокосе всю жизнь проработать,

      чем к нашему Петру Владимировичу на один урок попасть… Придумали же наказание для детей! Сами-то

      взрослые в школу не ходят…

      – Если ты двоешник – это не означает, что школа для

      всех наказание, – резонно заметил Сашка и, разбежавшись, снова плюхнулся в воду.

      – Эй, бездельники! – раздался голос мальчишки,

      прибежавшего