Руфь. Элизабет Гаскелл

девушки потекли слезы, но в ответ она так и не произнесла ни звука. Трудно было выразить словами только что пришедшее осознание оценки окружающих, с которой отныне предстояло смириться. Казалось, что, узнав об утреннем происшествии, мистер Беллингем расстроится – так же, как она сама. Наверное, поделившись с ним открытием, она падет в его глазах. К тому же какой смысл говорить о постигшем страдании с тем, кто стал его первопричиной.

      «Нельзя его огорчать, – подумала бедняжка. – Надо постараться взять себя в руки. Если в моих силах сделать его счастливым, то какое мне дело до мнения окружающих?»

      Решив забыть о собственных чувствах, Руфь постаралась изобразить беспечность, но стоило лишь на мгновение отвлечься, как горестные мысли настойчиво возвращались, а вопросы все так же безжалостно терзали ум, поэтому мистер Беллингем лишился той веселой, обворожительной подруги, чьим обществом наслаждался.

      Они вышли на прогулку и по тропинке пришли к поросшему лесом и манившему свежей тенью склону холма. Поначалу все выглядело обычно, но вскоре внизу, у самых ног, заволновалось зеленое море – это мягко раскачивались вершины деревьев. Тропинка круто спускалась, а выступавшие из земли камни превращали ее в подобие лестницы. Шаг сменился прыжками, а прыжки вскоре перешли в бег. Остановиться удалось только в самой нижней точке, где царствовал зеленый полумрак. В это время дня птицы прятались в тенистых уголках и молчали. Путники прошли еще несколько ярдов и оказались на берегу круглого озера, окруженного высокими деревьями, чьи вершины еще несколько минут назад оставались далеко внизу. Озеро лежало вровень с землей, словно не имело берегов, и походило на зеркало. В воде задумчиво, неподвижно стояла цапля, но, едва заметив людей, взмахнула крыльями, медленно взмыла в воздух и полетела над зеленым лесом в голубое небо – из глубокой низины казалось, что деревья касаются застывших над землей круглых белых облаков. На отмелях и вокруг озера щедро разрослась вероника, но в глубокой тени цветки оставались почти невидимыми, а в центре водной глади отражалось казавшееся темным и бездонным небо.

      – Ах, смотрите, водяные лилии! – воскликнула Руфь, заметив на противоположной стороне озера белые цветы. – Я пойду соберу букет.

      – Нет-нет, лучше я сам, – возразил мистер Беллингем. – Земля здесь болотистая. А ты присядь и отдохни – да вот хоть на эту кочку. Будет удобно, как в кресле.

      Руфь кивнула и, устроившись на кочке, приготовилась ждать. Скоро мистер Беллингем вернулся, снял с нее шляпу и принялся украшать волосы лилиями. Руфь сидела спокойно, с любовью глядя ему в лицо. Каждое его движение отражало почти детскую радость: казалось, большой ребенок нашел новую игрушку, – и это странное воодушевление ничуть ее не смущало, напротив, хотелось забыть обо всем, кроме того, чтобы доставить ему удовольствие. Наконец, завершив деяние, мистер Беллингем удовлетворенно заключил:

      – Ну вот!