«Шизофрения». Наталия Вико

к угловому дому на перекрестке, человек поднял голову и, присмотревшись к номеру, подошел к двери, тщательно вытер ноги о зеленый ворсистый коврик, несколько раз постучал скобой дверного молотка о железную пластину, подождал немного, затем постучал снова, уже громче. Послышался лязг отодвигаемого засова, и дверь распахнулась.

      – О, наконец-то, Владимир! – воскликнул открывший дверь мужчина лет тридцати с рыжей курчавой головой и пронзительно-синими глазами, с радостной улыбкой раскрывая объятия. – Я уж мыслил, не придешь сегодня.

      – Не обессудь, Саша, засиделся в библиотеке, счет времени потерял, – смущенно улыбнулся гость, перешагнул порог дома, воздух которого был пропитан терпким запахом благовоний, и с удовольствием стянул с плеч мокрый плащ. – Я сам, признаюсь, сконфужен и…

      – Да я все понимаю, – усмехнулся курчавый. – Библиотека Британского музея – ловушка для русских умов. То ли она им служит, то ли они подпитывают ее своими мозгами, – он принял плащ и повесил на вешалку. – Иди же, ждут тебя, – указал рукой в сторону лестницы на второй этаж.

      Лицо вошедшего отразилось в круглом массивном зеркале, и он невольно встретился глазами с собственным отражением: длинные прямые волосы почти до плеч, нос правильной формы, чуть изогнутые, будто в капризной гримасе, губы, полуприкрытые темной полоской усов, выразительные глаза под густыми бровями. Отражение глядело настороженно, словно и не было двойником, а напротив, само присматривалось к новому лицу.

      – Идем же, – повторил курчавый, легонько подталкивая гостя к лестнице.

      Они поднялись наверх, прошли по коридору, освещенному масляной лампой, и оказались в небольшой комнате, посреди которой за небольшим круглым столиком на высокой ножке, заставленном свечами, сидела седая женщина в темно-синем шелковом одеянии. Движение воздуха заставило огоньки свечей дрогнуть, и они с легким потрескиванием принялись перешептываться друг с другом: «Приш-шел. Приш-ш-шш-ел…»

      – Миссис Бриксон! – торжественно обратился к хозяйке курчавый. – Позвольте представить вам своего знакомца из России, человека во многих отношениях почтенного, нашего молодого, но уже знаменитого философа Владимира Соловьева, сына любезного Сергея Соловьева, историка, с которым, кажется мне, вы были знакомы.

      Миссис Бриксон, молча всматриваясь в гостя, протянула ему левую руку. Маленькая бледная ладонь, словно не ощущая пламени, застыла над свечами, которые замерли, подобно диким зверькам, заметившим зависшую над ними плеть дрессировщика. Соловьев почтительно склонил голову к ладони хозяйки, но тут же отпрянул – лицо его обдало жаром и показалось, будто несколько десятков огненных стрел, выпущенных в него, стали мешать дышать и видеть…

      Воспоминания, словно воск, вытопленный из обожженного мозга, мгновенно выплыли из памяти…

      Молебен в храме, и он, десятилетний, стоит рядом с горящими свечами. Не отрываясь, до болезненной рези, смотрит на одну из них, ту, что на уровне его детских