Как высоко мы поднимемся в темноте. Секвойя Нагамацу

этакая молния, приговор небес. Врач пришел, потом ушел. Я просидел на пороге несколько часов, пока Дорри не вышла и не сказала, что Фитч наконец успокоился.

      – Теперь с ним все хорошо? – спросил я.

      Дорри оглянулась на дом, не зная, как ответить. Крыльцо постепенно заливал солнечный свет, предвещая начало нового дня в «Городе смеха». Нас словно придавило тишиной – неким подобием гравитации, которое парк изо всех сил старался отрицать.

      – Не думаю, что с ним когда-нибудь будет все хорошо, – наконец ответила она.

      На следующий день у меня на попечении оказалась группа детей – маленькая Джейни, насмерть вцепившаяся в голую Барби, Женевьева, у которой не хватало переднего зуба, Фонг – пацан в поношенной кепке «Брюинз» и Мэдисон, который просто хотел поехать домой. Обычный день в «Городе смеха» – а значит, в рабочее время мне предстояло шутить и смеяться, потом помочь сотрудникам крематория очистить вагончики аттракциона и отправиться домой с чувством, что от меня осталась одна оболочка. По дороге домой я заскочил в «Оливковый сад», взял ужин для Дорри и мороженое для Фитча на случай, если он сможет его съесть. Я ждал своего заказа и прихлебывал пиво. Бармен заметила, что выгляжу я дерьмово.

      – Дерьмовее, чем обычно, – уточнила она.

      – Плохо спал, – буркнул я и не стал продолжать разговор.

      Покопался в телефоне, пролистнул заставку с фотографией брата и впервые за несколько недель подумал, не позвонить ли родителям. Но что я мог им сказать? Вы были правы? Я без понятия, что мне теперь делать? По висевшему над стойкой телевизору шел репортаж о том, как люди и дикие животные бегут из района Сан-Франциско, а в Муир Вудс, древнем лесу, бушует пожар из-за беспрецедентной летней жары. Затем пошла реклама похоронного отеля, предлагавшего продолжительные прощальные церемонии. В обеденном зале, поставив на стол урну, ужинала пара. Официанты направились к сидевшему за столиком в углу пожилому мужчине и запели «С днем рождения».

      Когда я пришел к Дорри, та, лежа с сыном в кровати, читала ему вслух один из моих комиксов. По ее красным глазам я понял, что крошечный организм Фитча снова засбоил. Дорри нарисовала на стене комнаты марсианский пейзаж – бесплодную красную равнину, вулканы на горизонте и марсоход НАСА на солнечных батареях.

      – Можно с тобой поговорить? – спросила она. – Мороженое оставь тут.

      Она поцеловала сына в лоб, и мы вместе вышли из дома. Уселись на качели на детской площадке и стали плавно раскачиваться над песчаной площадкой.

      – Я дала ему двойную дозу прежнего лекарства. Скоро ему станет чуть получше. Но таблеток осталось совсем немного

      – Что случилось? – спросил я.

      Глядя на линии, которые наши ноги прочертили в песке, она взяла меня за руку.

      – Я вот подумала. Может, отвезти его в парк, пока он еще может получать удовольствие от аттракционов?

      Я смотрел на огни «Осириса» и думал о сотнях детей, которых отправил в заезд за этот год – наверное, хватило бы на целую школу. Некоторые