Первые грозы. Лана Кузьмина

только отличники едут?

      Ирина Витальевна шумно выдохнула:

      – Жвалевская! Опять! Когда же ты угомонишься со своей справедливостью!

      – Если хочешь, то можешь вместо меня поехать, – сказал Лёша, надеясь, что его предложение посчитают благородством, а не попыткой трусливо сбежать, чего на самом деле очень хотелось.

      – Никто ни с кем меняться не будет! – отрезала директор. – Нечего выдумывать!

      – Это дискриминация! – не унималась Ню.

      – Да что с тобой делать-то! – не выдержала Ирина Витальевна. – Езжай, если хочешь! Только помолчи!

      Собрание в актовом зале, названное по старой привычке линейкой, Лёшу не радовало. Душно. За окном апрель месяц с ярким солнцем. Самое время идти по улице, подставляя лицо солнечным лучам, мороженого купить. Можно велик из подвала вытащить. Снег-то растаял. Да много чем ещё можно заняться вместо занудной болтовни, а главное вместо предстоящей поездки, в которую только Ню и рвётся.

      Дело даже не в погоде и не в том, что всю затею Лёша считал глупой, а в том, что он боялся ехать туда, к ним. Те, другие, жили в своём собственном мирке, «за линией», то есть за железной дорогой. Там, у них была своя школа, Елисаветинская гимназия, свой театр, завод по сборке электроприборов и всё остальное, что необходимо для жизни. Им вовсе не нужно пересекаться. И они бы никогда не пересеклись, если бы не седьмая школа, ставшая школой-побратимом для детского дома из соседнего посёлка. Ирина Витальевна не смогла принять поражения и объявила сегодня на линейке, что отныне их школа становится побратимом для Елисаветинской гимназии.

      – И пусть седьмая утрётся! – шёпотом продолжил директорскую фразу Витя. – Мало нам Коноваловой.

      В пятницу после уроков намечалась поездка-знакомство. Особая честь предоставлялась отличникам. Лёшу пробрал холод. «За линией» он бывал лишь раз, лет в шесть. Тогда казалось, что идти нужно далеко-далеко, крепко держась за мамину руку, словно за волшебную нить. Отпустишь – навсегда потеряешься в чужом незнакомом месте. А вокруг никого. Только они.

      Первым делом посетили театр, артисты которого много говорили и почти не двигались. Следом – кафе. Мама хотела научить Лёшу толерантности и сочувствию, но кафе вызвало лишь страх. Тёмное помещение, в которое их за руку проводил официант.

      – Мама, мама, – заволновался Лёша. – Почему здесь так темно? Включи свет, мама!

      Она сказала, чтобы он не боялся, что со светом конечно же всё в порядке. Просто это особенное место. Здесь можно погрузиться в их мир, понять, как живётся им. Лёша не хотел понимать. Он хотел на свет, на волю. Долгие полчаса он просидел за столом, даже не попытавшись отыскать в темноте тарелки с едой.

      – Ты понял? – по дороге домой спросила мама. – Что они чувствуют?

      Лёша кивнул и прошептал:

      – Это очень, очень страшно.

      – Зачем нам эти слепые? – выкрикнул с последнего ряда неизвестный.

      – Правильно говорить не слепые, а незрячие, – поправила его Кристина Стремоусова,