Подняться до человека. Елена Сомова

для научной работы. Ведь этот увалень не давал ей спать, брякаясь на ноги посредине сладких грез и лишая сна на всю ночь до утра, так же, как ты, – спешил засвидетельствовать свое почтение, когда ее горящая рана затянулась и покрылась тонким слоем молодой кожи.

      И перестоявшиеся розы охраняемой тобой ее ненависти к тебе за несостоявшиеся мечты, составили икебану, когда их окунули в золотую порошкообразную краску.

      Отношения вянут без новизны. Олеся давно поняла это, и в уроках доброты вынесла урок для себя. Позволяла всем подругам пользоваться ее именем для знакомств и посещения ее вечеров, даже замужества и женитьбы друзей устраивала. И никогда она не позволит себя растоптать никакому, даже самому могущественному зверю. Олеся тверда в намерениях.

      Когда спилом становится твоя ветвь, создавшее нагрубание коры в неудобное время, – хотя кто знает, когда бывает времени удобно расположить свои спилы, раскидать камни и вовсе выбросить их, накаленные страстью непрерывного движения вверх, – момент принятия решения всегда остается за человеком и его разумом. Когда понять разумом невозможно все выкрутасы Фортуны, когда пламя растит свой вулкан, то нет назад отступа, как нет пути назад коням и всадникам, гонимым горящей степью.

      Главное, чтобы вверх все же было окно из мрака непонимания, зачем мы здесь, люди, кто мы здесь: клоуны или небожители, создатели или разрушители.

      Белая небесная кровь отмывается от черных точек птиц справа над креслом, за тонким стеклом врачебного кабинета. Сюда не пускают посторонних. Здесь женщины прощаются с эмбрионами навсегда, и маленькие кладбища в душах полнятся крестиками, не надетыми через головы не рожденных младенцев, не коснувшимися нежной ткани распашонок. Эти крестики тонко позванивают наверху, как звезды.

      Свои собственные ноги, согнутые в коленях, сучат стопами от боли, и бездыханные крылья в боли уже не поднимут ни тело, ни дух, рождается только крик сердца, утопленного кровью небес.

      И что теперь орать пробудившимся сердцем, что прожигать снег глазами, полными надежды и отчаяния?! Надежда – как весть о нежном вербном зайчике, мелькнувшим весной, и оставившем в сердце нежность и заботу.

      Раны зарубцовываются с трудом. Это великий труд небес, не простивших, но пожалевших. Не человек пожалел – небо плачет дождьми, и сечет по стеклу ветками бегущих струй. Это слезы подруг, читающих мое откровение о не рожденном сыне Тимошке, о его беспутном отце, потерявшимся в кафе за столиком. Потерявшимся, но внезапно вспомнившем всё, и ужаснувшимся содеянному им: забыть о сыне и его матери посреди карусели развивающейся экономики страны.

      Не бывает подарков Фортуны в виде пустых кульков для осмотра местности. Всегда в начатой ноте найдется сюжет, требующий экспертизы на реальность.

      Они встретились, и поняли друг друга, и на мгновение показалось обоим, что не было страшных лет разлуки, – только огонь любви зажигал округу. Этот огонь шел по их следам потом, но это уже