Стать Роуэн. Nina Brock

Где же угроза?

      – В том, что она знала, что будет после. – Голос дрогнул, но Роуэн справилась. – Знала, что каждое "прости"заканчивается синяком, каждое "я исправлюсь"– больничной койкой. Она жила в реальности, где ночь сама по себе была угрозой. И "он спал"звучит безопасно только для тех, кто никогда не просыпался от собственного крика.

      На губах у Чемберса снова промелькнула тень усмешки. Лёгкая, тёплая. Но исчезла так же быстро.

      – Допустим, суд её оправдал бы, – сказал он медленно. – Не боитесь, что сотни других начнут выносить приговоры в собственной постели?

      Роуэн задумалась. Секунду. Две. А потом – тихо: – Я боюсь другого… Боюсь, что сотни людей будут продолжать жить с мыслью: если завтра их убьют, никто даже не удивится. Потому что "так бывает". Потому что они не были идеальными жертвами.

      Наступила тишина. Длинная, вязкая. Чемберс, впервые за всё занятие, не нашёл, что сказать сразу. Только после паузы неторопливо положил ручку на стол и протянул: – Пожалуй, не тот ответ, который я ожидал услышать от будущего адвоката.

      Роуэн не ответила. Ни словом, ни ухмылкой. Только пальцы чуть крепче вцепились в край стола. В груди медленно пульсировало то странное, новое ощущение – когда говоришь не то, что "правильно", не то, что хотят услышать, а то, что нельзя не сказать. И это зачли за ошибку.

      Чемберс приподнял подбородок и, не отводя взгляда, добавил: – Однако… похоже, мы всё-таки нашли способ пробудить ваш интерес к праву, мисс Холлис.

      В аудитории кто-то тихо усмехнулся, кто-то неловко заёрзал на месте, но Роуэн не обернулась.

      – Он у меня был всегда, – пожала плечами.

      Пауза.

      – Холлис, вы когда-нибудь думали стать судьёй?

      Фраза прозвучала спокойно, без сарказма. Но в интонации скользнула лёгкая леность, как будто сам Чемберс понимал, насколько абсурдно звучит это предложение.

      Роуэн подняла взгляд. Улыбнулась краешком губ – тем самым, которым обычно отвечают на издёвку, когда не хочется ввязываться, но и молчать – тоже не вариант.

      – Судьёй? – переспросила она, хмыкнув. – Я скорее присяжного застрелю, чем вынесу приговор без эмоций.

      По аудитории прокатился сдержанный смешок.

      Чемберс чуть склонил голову. Не одобрительно, скорее задумчиво.

      – Тогда, возможно, политиком, – продолжил он. – С вашими речами и темпераментом вам либо законы писать, либо митинг вести.

      – Не дай бог, – отозвалась Роуэн шёпотом. А вслух, чуть громче: – Учитывая зарплату юриста-практиканта, оба варианта звучат заманчиво.

      Чемберс усмехнулся почти по-настоящему. На лице промелькнула та самая редкая тень – когда строгий человек вдруг что-то признаёт. Вслух или про себя – уже не имело значения.

      – Несмотря на эмоциональность и страстность ответа, – сказал он, обращаясь ко всей аудитории, – мисс Холлис выдала один из самых комплексных разборов, что я слышал за последние годы. Потому что действовала не линейно. Потому что поняла: реальность – это живая, непредсказуемая материя. И пока