Белая вежа, черный ураган. Николай Черкашин

утром сгорел склад табачного довольствия. Почти тонна махорки и несколько коробок папирос «Беломорканал», «Север» и «Казбек»… – продолжал свой скорбный список начштаба.

      – Что, даже окурков не осталось? – спросил Потапов.

      – Никак нет. Только один пепел.

      – Не горюй, Платоныч, – усмехался Васильцов. – Не пристало тебе окурки собирать. Поделюсь с тобой своим запасом.

      – «Казбек» жалко. Дорогие папиросы, – качал головой комиссар, заядлый курильщик. Разговор тут же перешел на качество папирос и махры: какие крепче, какие ароматнее.

      Табачную тему перебил начальник артиллерии дивизии.

      – Разрешите доложить, к нам едет комиссия из Москвы, из Главного артиллерийского управления, – печально сообщил он.

      – Знаю, – невесело подтвердил Васильцов. – Все по классике: «К нам едет ревизор»… Начпроду продумать меню гостевого обеда. Флагманскому рыбаку Валентину Михайловичу оборудовать места для рыбной ловли.

      Командир разведбата (91-го, отдельного) капитан Валентин Панкратов слыл отменным рыбаком и всегда выручал комдива, развлекая даже самых строгих проверщиков удачной ловлей лещей и голавлей в Пульве-реке. Но это случалось нечасто. Поскольку 49-я стояла «на отшибе отшиба» – вдалеке от Бреста и в изрядной беловежской глухомани, важные комиссии выбирались сюда редко.

      Начальника разведбата капитана Панкратова и начальника Особого отдела капитана госбезопасности Фанифатова комдив всегда заслушивал отдельно. Их информация большей частью не подлежала разглашению.

      – С начала июня немцы сменили свои пограничные части на линейные. Службу по охране границы несет сегодня пехота вермахта, – докладывал наблюдения своих людей капитан Панкратов. – Если раньше немецкие пограничники отвечали на приветствие наших погранцов, то сейчас не отвечают, потому что не знают традиций. Чистая пехтура и ничего более. Почему убрали своих пограничников? Видимо, потому, что собираются не охранять границу, а уничтожать ее.

      – Разумный вывод! – кивнул Васильцов.

      – Могу дополнить его тем, – отозвался сосредоточенно молчавший Фанифатов, – что в окрестностях Высокого и Волчина стали появляться неизвестные сельчанам люди. Местные утверждают, что приходят они оттуда – со стороны рек, из бывшей Польши, нынешней Германии. Выясняем, кто они, чем занимаются. Вчера допросили одного из таких «прихожан». Сказал, что пришел за товаром, что он контрабандист. А кто его знает – кто он на самом деле?

      Напрягало в Высоком все – и тихая угроза, затаившаяся на немецком берегу, и выжидательное молчание начальства как из Кобрина, так и из Минска. Напрягала обстановка в дивизии, с каждым днем становившаяся все более разгильдяйской. Чиновное равнодушие одних, тупая распорядительность других, кадровая неразбериха в собственном хозяйстве.

      В мае – начале июня 1941-го на 45-дневные лагерные сборы было призвано несколько сот призывников из близлежащей местности – Брестской области.