Белая вежа, черный ураган. Николай Черкашин

нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям;

      3. СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского Пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными».

      – Видал-миндал?! – ликовал Потапов. – А ты все старую песнь поешь: «Если завтра война, если завтра в поход…» Поживем еще, а уж потом – завтра!

      Васильцов не знал, радоваться ему или задумываться. С одной стороны – веско и авторитетно, не ёж чихнул, Москва сказала. С другой – не менее веско, и не менее убедительна возня немцев на левом берегу.

      – Н-да… Дай боже, чтоб и у нас тоже… Им бы, нашим соседям, это почитать, может, поутихнут слегка.

      – А ты думаешь, они не читали?! Это ж заявление ТАСС! Они тоже должны во всех газетах напечатать.

      – Для начала они должны переправочные средства убрать, если прочитали… А они свои штурм-боты внаглую готовят.

      – Тебе же черным по белому сказано: слухи о войне с Германией являются лживыми и провокационными.

      – Черным по белому – это хорошо. Как бы красным по белому не вышло…

      – Чего паникуешь? Плохо спал? Ты себе на ночь пупок душистым вазелином мажь. Крепче спать будешь.

      – Ладно, Платоныч, новость-то ты хорошую принес, за нее и выпить не грех.

      – А вот солнце сядет, и, как сказал классик, в «стране дураков» закипит работа! – расправил усы Потапов.

      Васильцов слегка опасался своего комиссара. Потапов время от времени то ли в шутку, то ли всерьез напоминал Васильцову: «Комиссар есть дуло пистолета, приставленного к виску командира!» Чаще всего так оно и было. Комдив держался с политработниками мудро, не вступая с ними ни в какие контры, понимая, что спорить с ними, противодействовать – все равно что плевать против ветра. И тем не менее комдив уважал Потапыча за верность слову, за преданность делу – и партийному и чисто военному. Не «зурнач-фанфарист, не барабанщик. Не карьерист. «Не смыкал» перед начальством – туда-сюда.

      Новость из «Правды» и в самом деле была хорошая. У Васильцова от сердца отлегло – слава богу, война не завтра и не послезавтра! Но молодых лейтенантов, собранных в клубе – в бывшем гостевом доме Потоцких, – размагничивать не стал. Но молодые командиры и без того горели желанием поскорее включиться в настоящую военную жизнь – повоевать, победить. Полковник вглядывался в их лица, узнавал себя, улыбался в усы. Их было двенадцать – апостольское число. Маловато, конечно, на три полка да три отдельных батальона. Но все же вливание. Он вкратце обрисовал обстановку в полосе обороны дивизии, не забыв заметить, что никакого второго эшелона в их замечательной четвертой армии