Душа хотела быть звездой. Эльвира Ивановна Сапфирова

«углубляясь в русское, в духовные стихии», невозможно разглядеть всемирность европейской мысли. И в результате приходится отвергнуть либо Европу, либо Россию.

      – Нет, это не так, – возразил Тютчев. – Чтобы увидеть «мировое призвание русского народа», не надо отрицать Запад. Ведь Шеллинг, Гёте, Гегель, утверждая западные ценности, не отрицали России, а предрекали ей великую самобытную будущность. «Европейский Запад – только половина великого органического целого, и претерпеваемые Западом трудности обретут разрешение, только в другой половине».

      Через два года Иван Гагарин уедет домой, и вслед будут лететь удивительные письма. В одном из них тоскующий Тютчев восклицал: «Взгляните, вот подле меня свободный стул, вот сигареты, вот чай… Приходите, садитесь, и станем беседовать; да, станем беседовать, как бывало, и как я больше не беседую…» А письма… Разве в них передашь все чувства, все мысли?! Остались одни воспоминания, переживания и осознание недостаточности, бесполезности, нелепости писем.

      Взгляды были разными, но, благодаря этой дружбе, литературная Россия познакомилась с великолепной поэзией Тютчева. Именно Иван Гагарин привёз с собой в Россию стихи друга и с изумлением понял, что ни Жуковский, ни Пушкин не знают такого поэта – Тютчева, не знают его стихов. Часть рукописей друга князь нашёл в пылящихся папках у Раича, ещё с десяток новых виршей заставил Тютчева настоятельными просьбами передать через Амалию Крюднер. Хотел издать их книгой, но успел лишь передать этот клад А. С. Пушкину для печати в «Современнике». Более сорока лет князь бережно хранил бесценные листки со стихами.