Княжна из пепла. Марина Владимировна Болконская

Леруа, приседая перед Анастасией. Её духи пахли конфетами и чем-то горьким. – Здесь тебе будет весело, мы будем петь, танцевать…

      Анастасия испуганно озиралась.

      В углу плакала девочка лет пятнадцати, растирая синяк на коленке.

      По коридору прошлёпала босая девушка в одной рубашке.

      Где-то играла разбитая шарманка, фальшиво выводившая знакомый романс.

      – Я хочу домой, – прошептала Анастасия, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

      Мадам Леруа мягко взяла её за подбородок.

      – Милая, у тебя больше нет дома. И сними крест, птичка, – её голос звучал мягко, как исповедь на духу. – Здесь он только мешает.

      Анастасия невольно сжала серебряный крестик, подаренный матерью. На обратной стороне было выгравировано: «Спаси и сохрани».

      – Я… не могу.

      Мадам рассмеялась – звук, похожий на скрип несмазанных церковных врат.

      – О, милая, ты же видела, что стало с твоей матушкой. Разве её Бог спас?

      За спиной у мадам, в тени коридора, мерцали две иконы:

      Святая Мария Египетская (бывшая блудница) – словно намёк на будущее.

      Страшный суд – с грешниками в огненной реке.

      Анастасия сделала шаг вперёд. Крест упал в грязь.

      – Вот и умница, – мадам протянула руку, но не для объятий, а, чтобы перекрестить её – жест, больше похожий на заклинание. – Теперь ты под моей защитой. И моими молитвами.

      Женщина средних лет провела дрожащую Анастасию в свой кабинет – комнату, удушливо пахнущую лавандой и чем-то металлическим. Пальцы женщины, обхватившие детский подбородок, оказались удивительно сильными.

      – Ну-ка, покажи, что умеешь, – прошептала она, усаживая девочку на стул с вытертой обивкой.

      Анастасия, стараясь не расплакаться, перечислила.

      – Я… я умею играть сонаты Бетховена… и говорить по-французски… и…

      – Ох, милочка, – мадам Леруа закусила губу, будто сдерживая смех. – Здесь это не понадобится.

      Она обвела взглядом худенькую фигурку.

      – Руки слишком слабы для прачечной… Глаза чересчур выразительные для кухни…

      Внезапно наклонилась ближе.

      – Скажи, голубка, папенька с тобой… играл во что-нибудь особенное?

      Анастасия широко раскрыла глаза.

      – В… в шахматы иногда…

      Мадам Леруа громко рассмеялась, поправляя напудренный парик.

      – Ах, какая прелесть! Настоящий ангелочек!

      Она хлопнула в ладоши.

      – Будешь убираться. Мыть полы. Выносить горшки. Пока не подрастешь.

      Когда дверь закрылась за хозяйкой, Анастасия заметила, странные пятна на ковре – будто кто-то пролил вино и не оттер. Разорванное письмо в камине с обрывками фраз: «…девственность… цена… двести рублей…». Свой собственный силуэт в зеркале – такой маленький, такой потерянный.

      В коридоре зазвенели колокольчики – где-то в доме прибыл важный гость.

      Ночь опустилась на дом мадам Леруа, но спать не получалось. Анастасия, свернувшись калачиком