Я_существо. Маргарита Баренцева

Сорок?

      – Примерно так.

      – Господи боже мой. Разница в возрасте у нас с тобой колоссальная. Так и знай.

      – Насколько?

      – Лучше бы тебе не знать.

      – Это что, один из тех неприличных вопросов, на которые ещё юным женщинам уже стыдно отвечать, будто они идут по грани мысли «о, я старая дева»? Или это опасения, что я сейчас сбегу от ужаса, узнав, что тебе нет восемнадцати?

      – Ты злодей, ядовитый злодей.

      – Ну так что?

      – Двадцать шесть. Уже двадцать шесть.

      – Другое дело. Теперь я могу предложить тебе выпить, и меня не посадят за это. Будешь виски?

      – Ты настаиваешь?

      – Настаиваю.

      – Меня зовут Диана.

      Она протянула руку.

      – Меня зовут Альберт. Но мне больше по душе Берт.

      – Окей! – Диана широко улыбнулась. – Видишь, не так уж страшно.

      – Я и не говорил, что боюсь. Мне просто не нужно…

      Я сжал её ладонь в знак приветствия. Коснулся пальцами, которые лишь слегка задержались на коже, потому что импульс – короткий разряд электричеством – он был уже здесь, наготове, заряжен на мощный удар: страх привязанности. Чем скорее уберёшь руку, тем меньше получишь боли. Никакой привязанности. Нет. Нет. Запрещено.

      Крепкий алкоголь мгновенно ударил в голову на голодный желудок. Кажется, Диана тоже почувствовала это и стыдливо прикрыла лицо рукой, скрывая улыбку. Мы молча рассматривали друг друга, стараясь сопоставить впечатление от разговора днём и увиденного сейчас. У Дианы чёрные волосы, слегка завитые в кудри, короткая стрижка и узкие плечи, утопающие в складках тёмно-серой блузки. Карие глаза, обрамлённые очень густыми чёрными ресницами, и крошечный вздёрнутый нос. Она тоже изучала моё лицо. Уже немолодое. Изрезанное осколками, оставшимися после аварии. И в особенности – бледный неровный шрам, тянущийся от левого виска через скулу к левой губе.

      – Целоваться не больно? – Диана, потупив глаза, указала на шрам.

      – Почему же мне должно быть больно?

      – Потому что у тебя там шрам. Ну, не знаю, как оно там со шрамами бывает. В детстве во время дождя я поскользнулась и расшибла колено о бордюр, этот шрам болел очень долго, почти до самого института или, может быть, дольше. Иногда мне кажется, что он до сих пор болит, хотя это скорее воспоминание.

      Музыка ревела громко, поэтому нам приходилось общаться криком и жестикулировать. Я провёл пальцем по лицу.

      – Это старый шрам. Очень старый. Много лет назад меня угораздило попасть в аварию. Стёкла разбились… Но… нет, не больно. Скорее наоборот. Ничего не чувствую. Губа в этом месте давно онемела. Может быть, нерв повреждён. Но этот шрам… Скажем так, он мешает мне по-другому.

      – Это как же?

      – Он отпугивает желающих целоваться. Вот сидишь ты в баре «красивой» стороной – и вроде бы девушки смотрят. Но стоит только повернуться левым боком… В общем, ты ведь тоже не сразу заметила… Кто захочет целоваться по доброй воле с человеком, у которого такой шрам? Ведь