Нестрашный суд. Владимир Юрьевич Василенко

нет. Да и если бы было… Мы с мамой были тогда уже взрослыми сложившимися людьми, каждый с неудачным за спиной браком. Как ты себе представляешь юношу с девушкой… практически в возрасте Ромео и Джульетты… излагающих друг другу ВСЕ свои мысли?

      – Ну… В фильме этого… Дзеффирелли… они же излагали, когда…

      – Они излагали пригодное для изложения. И «когда» – тоже. Там, утром, они говорят о сгустившихся над их головами тучах: «Мне надо удалиться, чтобы жить, или остаться и проститься с жизнью. – Побудь еще. Куда тебе спешить? – Пусть схватят и казнят. Раз ты согласна, я и подавно остаюсь с тобой»… Говоря о невозможности для них озвучить ВСЕ свои мысли, я не имею в виду не озвученное юношей: «Какие буфера!..» – папа взял маму за руку, и она промолчала… – Я о другом… Представь… что Ромео – это ты. А Джульетта – девушка, так же, как и ты – с детства в одной мыслительной среде со своими отцом и матерью. То есть для тебя и для такой твоей Джульетты существует возможность изложения друг другу ВСЕХ своих мыслей в силу того, что именно так вы и живете в своих семьях.

      – Враждующих?

      – Это как раз неважно. Ты не слушаешь. Раз задаешь такие вопросы. Такая, как наша, жизнь в одной на троих мыслительной среде – что она? Опыт чего? Вот о чем надо думать. Полученный тобой и Джульеттой опыт такой жизни – это один и тот же опыт или он различен? Если один и тот же, тогда и ты со своей Джульеттой – одно и то же, при всех различиях. При всех. Ваших. Различиях. И чувство в каждом из вас – это чувство неким единым целым – двух своих версий с присутствующе-отсутствующим между ними магнитом, то есть удовольствие вина от пребывания одновременно в двух сосудах…

      – Марат…

      – Мы аккуратно… – вновь взял отец мамину руку в свою. – И главное здесь – не версия этого чувства в каждом из вас, а ощущение… каждым из вас… ощущение себя тем, кто чувствует себя этими своими версиями. Переход вина из двух сосудов – в вино вообще. «– Как мы здесь оказались?.. – вот начало ВСЕХ ваших мыслей… – И каким образом, прежде чем оказаться здесь, могли мы быть там?» – оглядываясь, оба вы чувствуете нечто обратное изгнанию из рая: то что было у изгнанных позади – именно то, где теперь вы, а впереди у них, тех – одиночество (именно эта, а не какая иная, беда… именно разделение общих мыслей и чувств во всеразделяющей среде). Возвращение в рай – вот что происходит с вами сейчас. В рай, то есть, куда? – в то начинающееся и кончающееся не вами, чему вы принадлежите больше, чем видимому и осязаемому… в чем та нелепость, с какой ваше истинное начало соединено с вашим телом, манерой, жестом, не значит ничего в силу царящего здесь безразличия к плотскому существованию. Эта райская необязательность имеет свою изнанку – местность, что перед глазами «херувима с пламенным мечом обращающимся» («каким образом, прежде чем оказаться здесь, могли мы быть там?..»).

      – …Откуда теперь вернулись к «древу жизни» – в изначальность Адама и Евы…

      – …В это измерение… – подхватил папа… – потерянное большинством людей, извративших