Десять последних желаний. А. Фрей

нормально, что что-то не получается сразу. Ты столько лет не играла, – мягко сказала она.

      – Знаю. Просто… Я думала, что это будет легче.

      Мать вздохнула и, словно что-то вспомнив, посмотрела на бабушкины ноты.

      – Помнишь, как бабушка говорила, что музыка – это не просто техника? Это чувство. Иногда важно просто играть, не думая о правильности.

      Хлоя хмыкнула, но её взгляд всё же вернулся к клавишам.

      – Попробуй ещё раз. Не ради результата, а ради удовольствия.

      Мать вышла, оставив её одну. Хлоя взглянула на ноты, затем отбросила их в сторону. Она положила руки на клавиши и начала играть без плана, позволяя звукам формироваться сами собой.

      Звуки были далеки от совершенства, но они начали складываться в нечто цельное. Простые мелодии всплывали в её памяти, как кусочки давно забытого сна.

      С каждым нажатием клавиши она чувствовала, как ржавые шестерёнки её воспоминаний начинают вращаться. Вспышками приходили образы: бабушка, поправляющая её руки; отец, слушающий её игру из соседней комнаты; солнечные лучи, падающие на старое пианино.

      Её пальцы замедлились, и мелодия растворилась в воздухе. Она посмотрела на инструмент и ощутила странное чувство – смесь облегчения и надежды.

      Музыка не забыла её. Она просто ждала, пока Хлоя вспомнит, как её слушать.

      ***Зал был освещён мягким светом хрустальных люстр. Ряды красных бархатных кресел постепенно заполнялись. Шорох платьев, негромкие разговоры – всё это сливалось в общий фон, который подогревал напряжение в сердце Хлои.

      Она стояла за кулисами, спрятав руки за спину, чтобы никто не заметил, как они дрожат. На ней было простое чёрное платье, в котором ощущалась удивительная лёгкость. «Оно не должно отвлекать от музыки», – сказала мать, когда они выбирали наряд.

      В кармане её жакета лежала старенькая записка с пожеланиями бабушки. Хлоя перечитывала её десятки раз, и слова уже отпечатались в её памяти: «Играешь не для них, а для себя. А если играешь с душой, то найдёшь отклик».

      Когда объявили её имя, зал затих. Она вышла на сцену под лёгкий шелест аплодисментов. Взгляд автоматически скользнул по первому ряду: мама, отец, сестра, а рядом с ними пустое место – бабушкино.

      Она сделала вдох и села за рояль. Клавиши казались прохладными, словно ждали её прикосновения.

      Хлоя начала играть. С первых звуков зал наполнился густым, насыщенным звучанием, которое, казалось, проникало в самую глубину души каждого, кто слушал. Это была пьеса, которую она выбрала с особым трепетом, – та самая мелодия из бабушкиных записей, дополненная её собственными импровизациями.

      Она играла так, как никогда раньше. Её пальцы скользили по клавишам, выстраивая мелодию, которая отзывалась эхом не только в зале, но и в её сердце. Музыка была не просто звуками – это был её разговор с прошлым, со всеми неисполненными надеждами и маленькими победами.

      Сначала она не поднимала головы, но, поддавшись внутреннему порыву, наконец взглянула в зал. Люди слушали, заворожённые, будто каждый звук был частью