Новое платье Леони. Катрин Панколь

улыбнулась.

      – Ты замечательная девчонка, – прошептала она.

      – Ты тоже. И причем уже подольше, чем я. У меня было безоблачное детство. Папа с мамой холили меня и лелеяли, а ты уже тогда боролась за выживание.

      – У меня не было выбора.

      – Ну ты и в школе хорошо держалась!

      – Потому что я любила многих преподавателей. Они были добры ко мне.

      – Это правда. Они все тебе прощали. Помнишь, когда у тебя было плохое настроение, ты пинала ногами кого ни попадя?

      Они засмеялись, словно воспоминания о прошлом врачевали раны настоящего.

      – А моим любимцем был Толедо, наш учитель испанского, – сказала Амина. – Я его просто обожала!

      Стелла сморщила нос и вспомнила:

      – Когда у нас были занятия после обеда, он возвращался из столовой и его свитер был весь в пятнах. Мы пытались угадать, что он ел.

      – А он застегивал пиджак, чтобы никто ничего не заметил.

      – А что он говорил, когда кто-то отвечал на «отлично»?

      – Он орал на весь класс, показывая большой палец: «Fantástico! Así se hace, muchacha!»[4] И все кричали: «Muchacha, muchacha!» – и стучали по партам, шум стоял невообразимый!

      – У него все были muchachas fantásticas!

      – Но у него тем не менее были любимчики! Ты забыла? – сказала Амина. – Ты, я, Жюли и Мари Дельмонт. Мы были лучше всех в классе по испанскому!

      – И так и не растерялись после школы в конце концов, – растроганно сказала Стелла. – Мы с Жюли вместе работаем, ты тут в больнице, а Мари – в газете. И мы с ней видимся в мастерской по рукоделию, когда у нее есть свободное время от работы в редакции. Потому что она часто работает даже по ночам. Она не изменилась, такая же милая. Не загордилась ничуть.

      – Мне на тридцатилетие она подарила фальшивую передовицу газеты с заголовком: «Амина: una muchacha fantástica». Ух, как я была горда!

      – И что, она может такое сделать?

      – Ну конечно, она мне даже показывала, это очень просто и потом зато какой эффект! А папе как понравилось! Я дала ему эту статью, и он повесил ее в гостиной! Еще когда я была совсем маленькой, папа считал, что месье Толедо прав, что женщины – отличные типы. Он решил учить испанский под его влиянием. Купил самоучитель и диски и слушал ламбаду!

      – Но ведь ламбада – бразильский танец?

      – Я знаю. Но такой уж он у меня, мой папа! Он против любых границ.

      Стелле захотелось сказать ей: «Знаешь, а у меня появился новый отец, и мне кажется, я буду любить его, хотя он уже умер. Я уверена, что он был хороший человек. Я – дочь хорошего человека».

      Но она промолчала.

      Ей трудно было управиться со всеми мыслями, на нее напала ужасная сентиментальность. Она обняла Амину, зарылась лицом в ее темные кудряшки, чтобы сдержать слезы, подступающие к глазам.

      – Ты не одинока, Стелла. Я тебя не брошу. Я ничего не боюсь, вот так.

      Стелла прошептала: «Claro que sí, muchacha»[5].

      Они услышали топот ног по коридору, встали возле кровати, взялись за руки, готовые защитить Леони от кого угодно.

      Ручка повернулась, но дверь, припертая спинкой стула, не открылась.

      Они

4

Зд.: Невероятно! Здорово ответила, девочка! (исп.)

5

Ну конечно же, девочка моя (исп.).