Новое платье Леони. Катрин Панколь

он хлопает дверью и идет гулять на Монмартр. Бегает с фуникулером наперегонки. Частенько Адриан побеждает, это поднимает его самооценку. Он не просто парень, который должен ходить по стеночке. Он быстрее фуникулера.

      Потом он садится на скамью, окруженную зеленью, возле плакучей ивы или осины, закрывает глаза и дремлет на солнышке.

      Он вспоминает тот вечер…

      Это было вскоре после убийства Медка, он приехал на ферму и обнаружил Стеллу, свернувшуюся в клубок, ее сотрясали рыдания, подушка была мокрой от слез.

      Он склонился над ней, погладил по плечу, прошептал:

      – Ты объяснишь мне, что происходит?

      – Не трогай меня.

      – Стелла!

      – Не трогай меня, сказала!

      – Но скажи, в чем дело, черт подери! Ты никогда мне ничего не рассказываешь. Я тебе зачем вообще нужен, а? Просто тип, который приходит ночью и тебя трахает? Да? И с утра улетает на всех парах, чтобы его никто не увидел. Потому что наша история уже, в конце концов, так выглядит, заметь! Или ты мне объяснишь, в чем дело, или я свалю отсюда.

      Она вжалась лицом в подушку и зарыдала пуще прежнего.

      – Оставь меня в покое, мне не хочется ничего рассказывать, – всхлипнула она.

      – Ну уж нет, ты должна мне рассказать. Поняла? А иначе пойми, нам нечего больше делать вместе.

      Она обождала несколько секунд, потом отодвинула подушку, перевернулась и спросила:

      – А тебе что нужно, Адриан? Ты хочешь поплакать, слушая про мое детство, про мать, которую избивали, и до кучи еще про мою собаку, которую прирезали?

      – Я все это знаю. И еще много чего.

      – Ничего ты не знаешь! Я тебе ничего не говорила!

      – Я догадался, Стелла. Я видел, как кривятся твои губы, как скользит в сторону взгляд, я слышал, что ты говоришь вслух во сне, я слышу, как ты плачешь в голос… В какой-то момент тебе нужно поговорить со мной. А иначе что я такое? Племенной бык? Не самая шикарная роль.

      Она шмыгнула носом и улыбнулась.

      И прошептала: «Я знаю», – таким детским, таким беззащитным голосом, и протянула к нему руки, и они обнялись.

      Через некоторое время, когда они лежали рядом бок о бок, она сказала просто:

      – Это ведь был Медок, ты понимаешь, это был Медок… Они убили его, а я его любила. Я любила его.

      Это была надгробная речь погибшему другу.

      Сюзон сидела на кухне. Она утирала глаза краешком передника.

      – Нянюшка! Что случилось? Что-то с Жоржем?

      Сюзон помотала головой и произнесла сквозь слезы:

      – С твоей матерью.

      – Мама! Что с ней?

      – Позвонила Амина. Он вновь пытался забрать ее силой.

      – Кто он? Рэй?

      – Я не знаю.

      – И никого не было на страже?

      Сюзон тряхнула головой, она не знала.

      – Она сказала, что тебе нужно позвонить ей как можно скорее. Что Леони по-прежнему в больнице, но дело плохо, очень плохо. Она не могла тебе дозвониться, она звонила раз шесть, не меньше. Она была вообще вне себя.

      – Я забыла включить телефон.

      Сюзон свернула