Ловчие. Никита Калинин

поправила – не понять. Через минуту её уже и на горизонте-то видно не было.

      – Ей сто лет?! – не уловил я.

      – Ей всего три, – просиял однозубо дед и невесело вздохнул. – Я те всё расскажу. Но по порядку. Ты, главное, коли, малец, коли дрова-то. И слушай повнимательней.

      Таких, как Иго, преследовали во все времена. Детей, появившихся на свет с явными чертами сущностей. Полукровок. Выродков. Если их не убивали суеверные крестьяне, то до них добиралась какая бы то ни было церковь или светская власть. И даже если такому ребёнку удавалось избежать гнева обычных людей, ему грозила смерть от рук соплеменников собственных родителей, а то и их самих. Существование выродков – угроза всему, угроза Извечной Игре. Может, потому, что их сверхъестественные способности видны даже спящим… Одни твердили, что есть некое пророчество, другие ненавидели выродков за «противное природе смешение», третьи уничтожали их от неизбывного человеческого страха неизвестности. Так было всегда, во все времена. И этот постулат соблюдался даже не на уровне родов. Он был един для всех культур.

      – А кто она? Что за сущность в ней выродилась?

      – В Иришке-то?.. – дед редко называл её по имени, когда её самой рядом не было. – Не поверишь…

      Я ждал чего-то ошеломительного, и хитрый прищур под густыми белыми бровями только усиливал интерес. Но ответ превзошёл все ожидания:

      – А не знаю я.

      Колун застрял в очередной чурке. Я выпрямился, выдохнул, стерев таки проступивший пот. Присмотрелся – вроде не издевается.

      – Разве можешь ты – и не знать этого?

      – Ты не замете, что я узник собственного дома? – дед немного рассердился, но тут же успокоился. – Я многое забывать стал, Котя… Без остального рода какой из меня… эх… Иногда мне чудитси, что Иго была со мною с самого начала… – он опять глядел в снег и наглаживал бороду. – Сто лет назад я пошёл против Извечной Игры и подставе под удар свой род. Я встал на защиту своей дочери, и тем убил остальных. Всех, кто не согласился меня покинуть.

      – Твоя дочь…

      – Была выродком, – дед глянул вдаль, поверх приземистых домов в пышных снеговых шапках. – Её мать пришла из Азии, была сильна и красива, как… – он вдруг повернулся ко мне. – Ты любил Елену? Тогда ты пойме, насколько была красива моя Нонго. И дочь наша была красива. Я-то знал, что она красива, Котя!.. Но объяснить это людям не суме!.. Мы не выстояли… Я… остался один.

      – И поэтому ты приютил Иго.

      Дед кивнул. Несмело, как бы даже сомневаясь в чём-то…

      – Внутри моей усадьбы меня не увиде никто. В целом мире не увиде. Домовой, мой старый друже, скрывает меня от любого взора, даже самого острого, пока я здесь. Я долго ждал, Котенька. Её ждал, – дед кивнул в сторону деревни, откуда морозный воздух доносил такие отчётливые визги и крики, словно дети играли прямо тут, под тыном. – Тебя ждал. Я дождался, понимаешь?.. Я теперь не один. Теперь може и… пожить ещё.

      Он достал перемотанный изолентой смартфон и уткнулся в него, а я больше не заговаривал. Что-что, а боль где-то под сердцем, когда