Ловчие. Никита Калинин

тебе предусмотрел.

      Я устроился на почти чёрный полок, куда было указано, сначала проверив, не мажется ли, чем ещё раз его насмешил. Сидели долго. И чем дольше, тем больше я убеждался, что наши с ним понятия о жаре – разные. Древний сухощавый старик сидел не горбясь, дышал ровно и смотрел прямо перед собой, словно бы ожидая, что самый жар вот-вот нагрянет, в то время как мои уши уже давно скрутились в трубочку…

      – А чего про супружницу не спрашивае?..

      Я вынул голову из «ракушки» рук, стараясь дышать ртом. Посмотрел на деда, щурясь от заливающего глаза пота. Тяжело мне приходилось, после года-то сплошного запоя. Сердце так и норовило выскочить в предбанник, но я терпел.

      – Лена… тоже?

      – Не, малец. Вот Елена твоя – она человеком была. Человечищем, на каких этот мир и стоит. Она у тебя… пела?.. Или, може, книги писала?.. Вирши?

      – Она художником… была.

      – Вот, – выставил он в раскалённый воздух указательный палец. – То-то и оно. Она творила. И не просто, а редким даром обладала. Один из миллиона таков, как она.

      Со мной начинало что-то происходить. Баня не давила больше жаром чёрных тесных стен. Пространства вроде как становилось больше, воздух свежел, хоть и пах по-прежнему изумительно ароматными травами. В какой-то момент показалось даже, что чернота по выпуклым брёвнам потекла, сливаясь и выкручиваясь в смутные образы вётел, приземистых ив и статных осин.

      Призрачных тёмных деревьев становилось всё больше, они вытесняли собою стены, и вот уже послышались птицы, голоса которых никогда не звучали под солнцем, а следом – звук плещущейся где-то невдалеке реки.

      – Мы с тобой всего лишь собиратели, охотники на потусторонних сущностей. Мы – ловчие. Но ты никогда не думал, откель те сущности берутся? Как на свет явятся? Не? Да куда тебе, зелен ты ещё думать о таком…

      Мы очутились в лесу. Не было жара вычерненной бани, от которой остались только круглое «капище» камней да ковшик с кореньями и травами. Не было звона в голове и стука отвыкшего от нагрузок сердца. Взамен пришла лёгкость. И ощущение, что, наконец, вернулся в родительский дом.

      – Их рождае такие, как твоя Елена. Люди-истоки, люди-ключи. Одними своими мыслями рождае, чувствами! Вот плохо ей – родится хмарник. Хорошо – в ручье заведётся берегиня. Леший не решит, вывести ли заплутавшего или погубить его, пока не послушае твою Елену. А про картины её и говорить нечего!..

      – Нет её.

      – Нет её, – подтвердил дед, который вдруг разом оказался где-то позади меня. – Зато её жизнь определила жизни сотен тысяч обычных людей. Порождённый ею хмарник буде жить ещё многие века, неся в себе тоску-печаль русского народа. Её берегиня во всех войнах буде рядом с солдатиком, она сподвигне медсестричку собою рискнуть, а парня с поля брани выволочь. И у каждого народа свои сущности, которые и определяе их, делае их уникальными, самобытными. Народы с веками объединяются единой культурой, а уж те и ведут меж собой нескончаемую борьбу. Цивилизация иде на цивилизацию – в том и Извечная Игра, малец. Древняя настолько, что