Ловчие. Никита Калинин

ли благодарности, а когда звезда эстрады семидесятых ворвался в припев, он сгрудил вьющиеся белые брови и со знанием дела начал подпевать:

      – …преданным ска-ала-ам… ты ненадо-олга-а… подаришь при-ибо-ой!..

      Я просто пил чай. Вариант, что я уже почти замёрз, лёжа где-то в снегу, никем не найденный, а это всё просто-напросто результат агонистической работы моего мозга, мне даже нравился. Всё сходилось: я никак не мог отогреться, постоянно и крупно дрожа, вкус чая был ну очень уж специфическим, а хозяин «избы» вёл себя как родной дедушка Шляпника из книги Льюиса Кэррола. Я бы даже не удивился, начни он сейчас отплясывать на столе камаринскую.

      Да, я буду просто пить чай. Потому как с каждым глотком в меня втекало умиротворение. Жуткая мстительная тварь даже не думала щёлкать там внутри или рыть когтями свой постамент. Казалось, она медленно окуналась в дрёму. Чай усыплял её!

      – Не ты первый, Котя. Не ты последний.

      Дед выключил музыку, стал вдруг серьёзным, даже мрачным. Слез со скамьи и пошёл куда-то, а вернулся уже с обещанным ужином. Я не верил во всё это, стараясь не расслабляться. И он будто бы это почувствовал.

      – Держать псину надо было тама. Тут – не надо. Тут я.

      – А ты кто? – просипел я.

      – Дед Пихто! – хозяин невесело хохотнул и глянул мне за спину.

      Дверь «избы» с громким хлопком раскрылась, впуская внутрь снег, холод и нечто краснощёкое и раскосое.

      – Де! Я дома!

      – А вот и Иго… бей в набат.

      Это была та самая девчушка, что привела меня сюда! Главарь банды. Она быстро скинула верхнюю одежду, бросив ту у порога, стянула обледенелые валенки, которые через секунду очутились по разным углам, и протопала к столу, оставляя на дощатом полу мокрые следы. Чай в моих руках как раз кончился, и я хотел было налить ещё, но дед остановил меня:

      – Хвате. Или хочешь неделю сопеть в кровати?

      – Де, а он тоже? – шмыгая носом, девчушка скинула полотенце с ужина, и то полетело на пол. Перед нами стояли три порции рыбы. Две – жареной. А одна – сырой.

      – Тоже, – кивнул тот и посмотрел так, будто снова встречал меня у тына. – Ещё как.

      Болтая ногами, девочка пододвинула к себе тарелку с сырой рыбой и принялась её поедать. Я смотрел на её зубки, в момент укуса становящиеся остренькими треугольниками, и не мог отвести взгляд. Было в ней что-то от… рептилии, что ли. Мир зарябил, как тогда, когда я глянул в окно своей квартиры на снегопад и услышал узбекские маты дворника Акбара.

      – Может, объяснишь хоть что-то? – с вялой надеждой спросил я. Иго тоже посмотрела на деда так, словно объяснение интересовало и её.

      – Отчего ж не объяснить, – задумавшись, дед смешно вытянул губы «дудочкой». – Ты не совсем обычный человек. Как и я. А она, – кивок в сторону Иго, – вообще другая.

      – Без поллитра не разберёшь…

      – Ты свои поллитра чужой кровью по снегу расплескал, малец! – надвинул брови хозяин, и мне вдруг сделалось не по себе. – Ты свои поллитра… – он осёкся, прожевал несказанное и придвинул тарелку