Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь. Дэниел Абрахам

того, как все стали жаждать сближения с Паллиако.

      – Одно его слово может стать заметным шагом к смягчению обстановки. Я прошу лишь частной аудиенции у короля. Если буду знать, какие гарантии нужны его величеству, я извещу своих. Заговоры о покушении на монаршую особу король Леккан жалует не больше, чем король Симеон. Если аристократов Астерилхолда нужно призвать к ответу, Леккан это сделает. Можно обойтись без сталкивания армий.

      Доусон издал неопределенный звук – не согласие и не отказ.

      – Король Леккан был бы очень благодарен, – добавил Эшфорд, – за любую вашу помощь в деле сглаживания разногласий между ним и его горячо любимым родственником.

      Доусон хмыкнул. Вышло коротко и резко, будто фыркнул один из его псов.

      – Не принимаете ли вы меня за торговца, лорд Эшфорд? – спросил он. – Я не имею намерения извлекать прибыль из службы королю Симеону. Ваш монарх не в силах предложить мне ничего, что заставило бы меня действовать против совести.

      – Тогда я положусь на вашу совесть, – не моргнув глазом ответил Эшфорд, будто и не предлагал никакого подкупа. – Что она говорит, барон Остерлинг?

      – Будь выбор за мной, семенники каждого писавшего Маасу уже мариновались бы в кухонных горшках, – заявил Доусон. – Но решать не мне. На Рассеченном Престоле сидит Симеон, ему и выбирать. Да, я с ним переговорю.

      – А Паллиако?

      – Попрошу Джорея с ним побеседовать. Возможно, вам двоим удастся встретиться на открытии придворного сезона. Остались считаные недели, а вы, как я понимаю, всяко направляетесь в Кемниполь.

      – Как раз к открытию сезона, – подтвердил Эшфорд. – Однако у меня еще много дел. С вашего позволения, милорд, я оставлю вас завтра утром.

      – Чтобы посулить щедрость Леккана и другим антейским вельможам?

      Улыбка посла слегка померкла, но не исчезла.

      – Считайте как вам угодно, лорд Каллиам.

* * *

      Крепость в Остерлингских Урочищах с ранних лет была для барона родным домом и всегда помнилась ему как обитель снега и холода. В смутном детском восприятии осенние ярмарки, радующие тыквенными сластями и вымоченными в бренди вишнями, относились к Кемниполю, снега и льды – к Остерлингским Урочищам. Почти до самой юности Доусон воображал себе, что времена года обитают в разных городах. Лето живет на темнокаменных улицах под высокими стенами Кемниполя, зимний лед и снег – в узкой долине с речкой. С годами это представление все больше походило на поэтическую метафору: не мог же он всерьез считать, будто столичные мосты, соединяющие края Разлома, никогда не знали снега, а отцовским охотничьим псам не случалось изнывать от летней жары. И тем не менее детская идея, созвучная душе и не очень-то развенчанная временем, продолжала в нем жить.

      Крепость стояла у подножия пологого холма, неизменная в течение веков: стены Остерлингских Урочищ знали времена более давние, чем возвышение Антеи как королевства. Драконий нефрит вился по камню, неподвластный ветрам и непогоде. Прочные гранитные