Кинжал и монета. Книга 2. Королевская кровь. Дэниел Абрахам

с Китрин то ли поможет делу, то ли нет, а молчание точно не поможет?

      – Да, сэр, – ответил Ярдем, медленно продвигаясь вперед.

      Канин Майс болтался между ними, точно мешок с мукой.

      – Не мог сразу так сказать?

      Тело торговца дрогнуло на весу – Маркус понял, что Ярдем пожал плечами.

      – Не вижу вреда, сэр, все равно заняться было нечем.

* * *

      Городская тюрьма Порте-Оливы в первых рассветных лучах походила на коллекцию парковых статуй. Арестанты с посиневшими губами, сжавшись, дрожали под обрывками парусины и одеял, брошенных им стражниками. Деревянные помосты, на которых стояли или сидели заключенные, потемнели от дождя. Куртадам без единой бусины на мехе стоял согнувшись; на бедре висела деревянная бирка, показывающая, что виновник не платит налоги. Циннийка, посаженная на железную цепь за то, что бросила детей, стонала и рыдала; на бледной коже застыли пятна ржавчины. Трое первокровных покачивались на виселице посреди площади, уже нечувствительные к холоду.

      На западной стороне высился огромный кирпично-стеклянный дворец наместника. На восточной – отдающий эхом беломраморный храм. Божественный закон с одной стороны, человеческий – с другой, посредине – горстка бедолаг, погибающих от холода только потому, что имели несчастье попасться. Маркусу это представлялось компактным символом общемирового устройства.

      В северной части площади виднелась широкая бледно-зеленая лента драконьей дороги, крепкой и вечной, вплетенной в обширную сеть древних путей, наследие владык мира, уничтоженных безумием и войнами. Маркус чуть задержался на широких ступенях у площади, глядя, как гвардейцы ее величества запихивают Канина Майса в тесный металлический ящик с отверстием, из которого будет торчать голова. Когда у магистратов дойдут руки до Майса, искать его не придется. Поместив преступника под стражу, наместник тем самым перекупил его долг за десятую часть цены. Сколько представители власти сумеют вытрясти из Майса – ни Маркуса, ни Китрин бель-Саркур, ни Медеанского банка уже не касается.

      Площадь была сооружена драконами тысячелетия назад, и с тех пор рассветное солнце озаряло ее каждый день. Дождь и снег то били ее, то ласкали. Порте-Олива и сама была артефактом, выросшим поверх останков былой эпохи. Когда сотворялись человеческие расы, ни одного из нынешних зданий здесь не было. Империи возвышались и рушились, и, хотя в Порте-Оливу никогда не вторгался внешний враг, она видела не меньше мятежей и кровопролитий, чем другие города. Знала и смуты, и потери. Она набирала опыт, кутаясь в собственную историю, как в вязаную шаль. И хотя главная площадь никогда не задумывалась как место показа виновных и страдающих, она служила сейчас и этой цели.

      Голубь взлетел в небо, серый на сером, покружил над площадью и опустился на верхушку виселицы. Маркусу вдруг отчетливо представилось, что он живет на руинах. Первокровные, куртадамы и цинны целыми поколениями приходили и уходили, жили, любили, умирали в стенах города. Как и голуби, и крысы, и соляные ящерицы, и дикие псы. Не так уж велика разница между