Прощальный поклон ковбоя. Стив Хокенсмит

Южно-Тихоокеанской железной дороги внизу. Они уже там, на имя Диссимуло, – сказал полковник, пока я не слишком грациозно пропихивал свою немаленькую тушу через окно: моего далеко не старого братца прозвали Старым в шутку, в моей же кличке – Верзила – нет ни капли иронии. – Паулессу я отправлю шифрованную телеграмму о том, что вы приезжаете.

      Густав неуклюже вылез за мной, а Кроу высунулся из окна и, согнув ручонку, отсалютовал нам.

      – Удачи, парни.

      – Значит… это и все? – спросил я, вяло салютуя в ответ. – У нас нет никаких заданий до те пор, пока не доберемся до Сан-Франциско?

      – Конечно, есть, – нахмурился Кроу. – Я полагаю, это ясно и без слов.

      Мы со Старым молча вылупились на него, давая понять, что слова все-таки не помешали бы.

      – Если злодеи нападут на «Тихоокеанский экспресс», – рявкнул полковник, – убейте их всех!

      После этого он нырнул внутрь и захлопнул за собой окно.

      – Пожалуй, лучше бы он все-таки обошелся без слов, – заметил я.

      В депо неподалеку, пыхтя, направлялся одинокий локомотив, и мой брат следил за его приближением с тоскливой задумчивостью.

      – Не ожидал, что дело пойдет так быстро, – признался Густав.

      – Но это не значит, что и мы должны торопиться.

      – Мы взяли бляхи. – В голосе Старого звучала странная покорность судьбе. – Согласились работать.

      – Работать в Южной, черт ее дери, Тихоокеанской, – напомнил я. – Ей-богу, братишка, Майк Барсон и Оги Уэлш нам ближе, чем этот чокнутый недомерок.

      Густав покачал головой, стряхивая с себя сонное оцепенение.

      – Барсон и Уэлш – преступники, – твердо сказал он. – А мы сыщики.

      – Железнодорожные сыщики, – поправил я.

      – Сыщики.

      – Если все так просто, чего ж ты огорошен? Когда Кроу сказал, что отправляет нас следующим поездом, ты так побледнел, что чуть усы не выцвели.

      – Я же говорю, дело пошло слишком быстро, вот и все. – Старый развернулся и зашагал вдоль стены здания. – И нам тоже надо идти быстро, иначе опоздаем на поезд.

      Ругаясь, ворча и волоча ноги, я все же потащился следом.

      После того как мы собрали свое барахло, переоделись в лучшую одежду – то есть ту, на которой поменьше пятен и заплат, – и заселились в меблированные комнаты, мой брат сделал серьезный шаг, скорее даже, гигантский скачок для людей вроде нас. Он продал лошадей. В этом был определенный резон, ведь нам вряд ли позволили бы засунуть их под сиденья в поезде. Но мне показалось, что была и другая причина: Густав отреза́л пути к отступлению.

      Когда пришло время возвращаться на станцию, мы уселись в запряженную мулами конку, и поездка мне очень понравилась, поскольку давала массу возможностей раскланиваться с миленькими продавщицами из магазинов. Старый же остался равнодушен к их прелестям – и не только потому, что мой застенчивый брат едва не падает в обморок при виде юбки. Хотя мулы трусили весьма