Прощальный поклон ковбоя. Стив Хокенсмит

понять: жизнь фермера тяжела и без того, чтобы жирные толстосумы из восточных штатов драли за перевозку урожая больше, чем покупатели готовы заплатить за сам урожай.

      Прошло почти десять лет с тех пор, как Густав последний раз ходил за плугом, но если речь заходила о железных дорогах, он, судя по всему, по-прежнему злился, что твой грейнджер[7]. За доказательствами ходить далеко не надо: достаточно посмотреть на мой зад, обильно украшенный набитыми седлом мозолями. Старый неизменно требовал путешествовать верхом – даже туда, куда любой другой добрался бы поездом, – и за все годы наших скитаний ни разу не допустил, чтобы мы поддержали грабительскую монополию железных дорог, задирающих цены и отбирающих землю, покупкой хотя бы одного билета.

      Что объясняет, почему при первых же словах, вырвавшихся у меня, когда я догнал Густава на улице у того салуна в Огдене, наша муттер потянулась бы за куском мыла.

      – Ну ладно, ладно, не кипятись, – ответил мне брат, непринужденно – даже слишком непринужденно – прислонившись к коновязи, у которой стояли наши лошади. – Надо же хотя бы узнать, что значит эта записка, разве нет?

      – А если то и значит, про что я думаю? – огрызнулся я. – Работу на железной дороге.

      – Тогда подумаем.

      – Ты же гонял нас крюками по тысяче миль, лишь бы не отдавать этим грабителям ни единого пенни. А теперь всерьез думаешь потрудиться на Южно-Тихоокеанской железной дороге?

      – Я всегда готов подумать… в отличие от некоторых, – ответил Старый, но в его голосе я уловил странное колебание.

      – Если ты такой любитель думать, почему бы не подумать о том, что бесило муттер и фатера? Раздутые грузовые тарифы, разоряющие фермеров, люди, гибнущие из-за того, что магнатам жаль раскошелиться на исправные тормоза для вагонов. Ты что, все забыл?

      Мой брат медленно и грустно кивнул, как человек, признающий мудрость полученного совета, но в то же время оставляющий за собой право проигнорировать его.

      – Это было много лет назад, – сказал он.

      – Попробуй сказать это Лютым. Ты же знаешь, они от сохи, как и наши родители. В газетах пишут, что ребята никогда не стали бы грабителями, если бы ЮТЖД в прошлом году не отобрала у них землю под новую линию.

      – Ну… сколько мы работали на всяких засранцев, – вяло отмахнулся Старый. – Разница только в том, что они владели скотом, а не вагонами для скота.

      – Да, но когда мы работаем на засранцев-скотопромышленников – мы ковбои. А на хрена мы сдались железной дороге? Разве что в охранники пойти, бродяг избивать.

      Густав покачал головой.

      – Вряд ли. Сдается мне, есть причина, почему ЮТ ищет парней вроде нас. Сам только что сказал.

      Обычно мой брат не любит теоретизировать, не имея всех фактов, поскольку и мистер Холмс морщил свой длинный нос, не одобряя подобные напрасные измышления. Однако теперь Густав был готов сделать исключение, чтобы убедить меня – как, возможно, и себя самого.

      – Банда Лютых, – сказал он.

      – Думаешь, железнодорожное

7

Движение фермеров в США, возникшее после Гражданской войны и в числе прочего выступавшее за регулирование деятельности железных дорог.